Философия
Чтобы заявить, что убивать плохо, не надо быть философом. Другое дело понять, почему убивать плохо. По вопросам, включая психотерапевтические консультации: @Vbobo Сайт: oleksiikarachynskyi.com Другие проекты: @dianalysis @PsyEducation @ThinkCritical
Catégories
Psychology
АВТОРИТАРНАЯ ЛИЧНОСТЬ \nЭто понятие, предложил Эрих Фроммом для неофрейдистского истолкования «человека толпы», представителя «массового общества», которого отличают такие черты, как консерватизм, жажда власти, ненависть к представителям других этнических групп, конформизм, догматическо-примитивные стереотипы мышления. \nСогласно Фромму, человек авторитарного склада испытывает фрустрацию, беспокойство и разочарование от обременительной свободы и чувства одиночества, что обостряет жажду власти, ведет к идентификации себя с авторитетом группы. \nВ 1950 Адорно совместно издал книгу «Авторитарная личность», где на основе большого эмпирического материала были выявлены авторитарно-фашистские ценностные установки личности [некритичность и шаблонность мышления, презрение к бедным, ксенофобия, антисемитизм]. \nОни разработали социально-психологическую трактовку авторитарной личности, объединив типичные для нее черты: отождествление лидера с государством, вождизм [фюрерство], культ власти и повиновения, боязнь свободы и ответственности, гетерофобию, антиинтеллектуальное плебейство, догматизм и др. \nКонцепция авторитарной личности — социально-психологический вариант объяснения фашизма и догматизма. Она ценна для понимания проблем, типичных для современных посткоммунистических режимов и для политической жизни любого общества.
Книги, которые помогут найти опору во время войны\nСтатья о 7 книгах, которые помогут пережить войну и найти опоры [по моей рекомендации]. Статья на украинском, можно название книг перевести через переводчик. По философии и психотерапии выделил:\n• Луция Сенеку «Нравственные письма к Луцилию»;\n• Ямамото Цунетомо «Хагакурэ»;\n• Карлоса Кастанеду «Путешествия в Икстлан»;\n• Джордана Питерсона «12 правил в жизни»…\n Сама статья и больше книг тут:\nhttps://happymonday.ua/7-knyg-yaki-dopomozhut-perezhyty-vijnu?fbclid=IwAR00a8ofJdEeoNJKw0ltDhCdTa0QO3al-xUrjeAVz8PqIOF0g6iVK8Pdnr4
Профессор биологии и неврологии Стэнфордского университета Роберт Сапольски рассказывает, как у человека развивался метафорический язык, почему фигуры речи, сравнения и притчи имеют такую власть над нами и как слабая способность мозга к различению метафорического и буквального помогла нам создать искусство, научиться испытывать чужую боль и чувствовать себя запятнанными при совершении аморальных поступков.\nhashtap.com/p/VDlY9xvLEMJq
КУЛЬТ ПАТРИОТИЗМА \nВ наши дни простой человек обретает чувство единения с миром за счёт принадлежности к нации, чем в результате осознания себя «сыном человеческим». Такая фиксация искажает дух объективности, а значит, и разум. Он судит о членах своего клана и о «чужих» исходя из разных критериев. \nНационализм — наша форма кровосмешения, наше идолопоклонство, наше безумие. Патриотизм — это его культ. Под «патриотизмом» я подразумеваю такую установку, при которой собственная нация ставится выше человечества, выше принципов правды и справедливости, а вовсе не имею в виду исполненный любви интерес к своему народу, означающий заботу о его духовном и материальном благополучии, но не стремление к господству над другими народами. Подобно тому, как любовь к одному человеку без любви к другим — в действительности не любовь, так и любовь к своей стране, если она — не часть любви к человеку, — не любовь, а идолопоклонство.\nЭрих Фромм, из книги «Бегство от свободы»
ОТЛИЧИЕ ЛЮБВИ ОТ ЖЕЛАНИЯ\n\n Декарт отличал любовь от желания по одному очень интересному и важному для нас признаку – временному. А именно: желание есть вещь, существующая во времени. Скажем, я имею желание здесь и в следующей точке его удовлетворяю.\n\nВ желании человек проецирован во времени. Любовь же, согласно Декарту, есть согласие, посредством которого мы уже сейчас, с данного момента, рассматриваем себя соединенными с тем, кого любим. Здесь декартовские слова – des a present – отличают любовь от желания, которое во времени. В желании – в будущем – я соединяюсь с тем, кого я люблю или кого желаю. Но Декарт был умный человек и считал, что все наши состояния являются смешанными, в том числе и любовь, которая содержит в себе любовь-любовь и любовь-желание. Ибо есть акты, и есть passions – испытания, страсти. Все наши страсти являются одновременно актами, но акт есть нечто отличное от страсти. Так вот, любовь-акт – раз и навсегда в данный момент, а момент не определен по длительности, это – миг, который может быть равен вечности, и именно поэтому я не завишу от того, кого я люблю. Не раздираю свою душу. Это истинная, чистая, бескорыстная любовь. Она сама себя исполняет некоторым видом согласия, которое нерасторжимо соединяет меня с тем, кого я люблю, или, перенося на мысль, с предметом моей мысли. И это же определение может быть определением мысли как одного из ряда чистых актов, а не претерпеваний. \n\nМы забыли, что и в грузинском, и в русском языках слово «страсть» сохраняет в себе отзвук библейского смысла, то есть Страстей Христа. А Страсти Христа – это не акты Христа. Это – мучения Христа, Страсти Христовы; и в нас есть сторона акта, в котором есть независимость, и есть сторона пассивная, претерпевание. И если разделять это, тогда Бог есть чистый акт, в нем нет претерпеваний, а мы – смешанные существа, так как наши состояния представляют собой смесь актов и претерпеваний, или страстей.\n\nМераб Мамардашвили, из цикла лекций «Эстетика мышления»
ПОЛНОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО\n\nЭкзистенциализм признавал, что мы никогда не «доказываем» никакое предположение полностью, но всегда останавливаемся где-то на ступеньках бесконечной лестницы, которая требуется для тотального логического «доказательства» чего бы то ни было. \n\nПример: утверждение «Я имею X долларов в банке». Вроде бы никаких проблем, но какая бездна раскрывается перед вами, если вы задумаетесь о том, что такое «иметь» что-либо! [Я думаю, что я «имею» работающий компьютер, но в любой момент может оказаться, что я «имею» компьютер неработающий].\n\nФраза «Джордж Вашингтон был президентом два срока» кажется «доказанной», если справочник «подтверждает» её. Но такое «доказательство» требует веры в справочники — а эта вера как раз и отсутствует во многих теориях, пересматривающих» историю.\n\nРоберт Уилсон, из книги «Квантовая психология»
[ПО]ЗНАНИЕ ПОСРЕДСТВОМ ОПЫТА\nВсе, что мы знаем, мы знаем посредством узнавания на себе – иного пути нет. В этом смысле мы подобны той точке, в которую ничего нельзя внести, потому что даже из книги мы можем получить наше знание, лишь узнав и сопоставив его со своим собственным опытом или с идеей своей личности. У каждого человека есть какая-то своя идея, и мы в каком-то смысле не читаем, а вспоминаем. Только вспоминая, мы можем в чтении восклицать: ах, ну да! я так ведь и думал. И в этом нет никакого самомнения иллюзии или отказа признавать влияния других людей на тебя, просто мысль так устроена. \nМераб Мамардашвили, из книги "Эстетика мышления"
ЧИСТОЕ СОЗНАНИЕ\nЧто значит «чистое сознание?» Сознание чистое не в том смысле, что оно абстрагировано от неких «грязных» сознании, а в том, что оно не должно ассоциироваться с чем-то чувствующим. Оно чистое, так как в нём нет ощущений.\nМераб Мамардашвили, из курса лекций «Картезианские размышления. Беседа 10»
ОБРЯД ИНИЦИАЦИИ\nДля того, чтобы вырос плод, зерно должно умереть. Это закон жизни. А чтобы стать взрослым, нужно пройти особый опыт представления себя как умершего – опыт инициации. \nВсе обряды и ритуалы инициации всегда связаны с тем, что инициируемый в какой-то момент оказывается непосредственно перед лицом смерти, чтобы он мог представить себе ее и пережить. Тогда он может родиться к взрослой жизни. \nВ некоторых культурах, кстати, только после такого обряда человеку давалось имя.\nМераб Мамардашвили, из книги «Эстетика мышления»
КАК РОЖДАЮТСЯ УБЕЖДЕНИЯ\n\nНо нельзя изменить вашу мысль: вы ее можете скрыть или исказить, вы можете ее забыть – все, что угодно, но не изменить. \n\nДаже в процессе обучения знаниям и в религиозном опыте. Никакой заповедью нельзя создать убеждения. Убеждения не внушаются заповедями, хотя заповеди существуют. Они возникают каким-то другим путем из собственного опыта мысли и сознания человека и тогда могут совпасть с заповедью. \n\nТо есть фактически существует обратный закон: повлиять мысленно ни на кого невозможно. Потому что все растет только из самих людей, из некоторого внутреннего источника. Растет путем труда и борьбы. Поэтому, собственно говоря, и существуют смыслы. Только поэтому что-то для нас имеет смысл. \n\nМераб Мамардашвили, из книги «Эстетика мышлениям»
ИНЬ И ЯН\nСреда — природа, которая проводит отбор, — сама по себе меняется. Это прекрасно выражают знаменитые даосские символы инь и ян. Бытие в понимании даосов — это сама реальность, и она состоит из двух противоположных принципов, зачастую интерпретируемых как феминные и маскулинные или, проще говоря, женские и мужские. Как бы то ни было, в более точном понимании инь и ян — это хаос и порядок.\nДаосский символ — это круг, состоящий из двух змей, одна из которых расположена головой к хвосту другой. На голове черной змеи, олицетворяющей хаос, — белая точка. На голове белой змеи, олицетворяющей порядок, — черная точка. Дело в том, что хаос и порядок вечно чередуются и вечно совмещаются. Нет ничего настолько определенного, что не могло бы меняться. Даже у солнца есть циклы неустойчивости. Точно так же нет ничего настолько изменчивого, что невозможно было бы закрепить. Любая революция создает новый порядок. Любая смерть одновременно является метаморфозой.\nПредставление о том, что природа абсолютно статична, ведет к серьезным ошибкам в ее понимании.\nДжордан Питерсон, из книги «12 правил жизни. Противоядие от хаоса»
НАСТОЯЩИЙ УНИВЕРСИТЕТ\nТо была лекция о Храме Разума — в отличие от его обычных тезисов, очень длинная и тщательная. Начинается она с пересказа газетной статьи о здании деревенской церкви с неоновой рекламой пива прямо над входом. Здание продали, и новые владельцы устроили в нем бар ... В статье говорилось, что люди пожаловались церковным властям. Церковь была католической, и священник, которому поручили ответить на критику, отвечал весьма раздраженно. Ему стало ясно неописуемое невежество касаемо того, что же такое церковь. Они что, считают, будто церковь — это кирпичи, доски и стекло? Или форма крыши? Здесь под видом благочестия выступает пример того самого материализма, который отвергаем церковью. Здание не есть святая земля. Его секуляризовали. Вот и все. Реклама пива висит не над церковью, а над баром, и, если не понимаешь разницы, все дело в тебе.\nС Университетом такая же путаница. Настоящий Университет не материален. Не группа зданий, которые можно защищать полицией. Настоящий Университет не имеет определенного местоположения. Не владеет собственностью, не выплачивает жалований, не принимает материальных взносов. Настоящий Университет — состояние ума. Великое наследие рациональной мысли, донесенное к нам сквозь века, не существует где-то. Это состояние ума возобновляется в веках сообществом людей, которые по традиции несут профессорские звания, но даже эти звания — не Университет. Настоящий Университет — непрерывный поток самого разума, никак не меньше.\nА дополняет этот «разум», некая юридическая сущность, и она, к несчастью, называется тем же словом, а на деле — нечто совершенно иное. Это некоммерческая корпорация, государственное учреждение с определенным адресом. Она владеет собственностью, способна платить жалованье, принимать деньги и отзываться на законодательное давление.\nНо этот второй университет, юридическая корпорация, не может обучать, не производит нового знания и не оценивает идей. Это вовсе не настоящий Университет — лишь здание церкви, декорация, место, где создали благоприятные условия для подлинного храма.\nТе, кто не способен увидеть эту разницу, пребывают в постоянном смятении. Они считают, будто контроль над церковными зданиями и есть контроль над Церковью. Преподавателей они видят наемными служащими второго университета: когда велят, те должны отречься от разума, не пререкаться и выполнять приказы, как служащие других корпораций.\nТакие люди видят второй университет, но не способны увидеть первого.\nРоберт Пирсиг, из книги «Дзен и искусство ухода за мотоциклом»
СОВЕСТЬ\nСовесть — это то, что приставлено к вести. Это соприсутствие вести или сообщению. А оно в тотальности своего смысла создается разом. Оно есть разум. \nПовторяю, в некотором завершенном плане бытия, с которым мы связаны, можем быть, только в нашем напряженном сцеплении с воображением. Или с образами, например с образом Христа.\nМераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
РЕАЛЬНОСТЬ\nВсякое явление в жизни человека рассматривается в неразрывной связи с сознанием и мышлением: без человека и его взгляда на реальность человеческой реальности нет!\nОбъективная реальность, существующая независимо от наших ощущений, мышления, чувств, есть некая концепция, но не сама реальность! \nЧеловеческая реальность — это именованная совокупность реальных вещей. Ничего «объективного» без «субъективного» нет. «Субъективного опыта» без объективно существующих внутренних и внешних процессов не существует.\nВладимир Завьялов из книги «Что такое Дианализ?»
ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ\nЯ как-то уже вам говорил о простом, интуитивном признаке отличения живого от мертвого. Живое отличается от мертвого тем, что живое всегда может быть иным. \nНапример, почему о Тарковском пишут как о хорошем режиссере? Потому что о умер и не может быть другим, иным. Ничего неожиданного, никакого номера он выкинуть уже не сможет. Тогда его можно признать. Еще Пушкин говорил, что в этой стране любят только мертвых.\n Мераб Мамардашвили, из книги «Эстетика мышления»
РОЛЬ РЕЛИГИИ\nСегодня религия часто становится поводом для дискриминации, разлада и раздоров. Но изначально она, как и деньги, и империи, служила объединению людей. Поскольку любое социальное устройство, любая иерархия коренится в воображении, оно тем уязвимее, чем более разрастается общество. \nИсторическая роль религии заключалась в том, чтобы освятить эти уязвимости структуры авторитетом свыше. Религия учит, что закон — не порождение человеческой прихоти, а ниспослан высшей, абсолютной властью. Тем самым хотя бы самые фундаментальные законы оказываются вне критики, и это обеспечивает социальную стабильность.\nЮваль Харари, из книги «Sapiens. Краткая история человечества»
КАК ПРАВИЛЬНО ЧИТАТЬ\nВедь и чтение не является самоцелью, а только средством к цели. Чтение имеет целью помочь человеку получить знания в том направлении, какое определяется его способностями и его целеустремлением. Чтение дает человеку в руки те инструменты, которые нужны ему для его профессии, независимо от того, идет ли речь о простой борьбе за существование или об удовлетворении более высокого назначения. Но, с другой стороны, чтение должно помочь человеку составить себе общее миросозерцание. Во всех случаях одинаково необходимо, чтобы содержание прочитанного не откладывалось в мозгу в порядке оглавления книги. \nЗадача состоит не в том, чтобы обременять свою память определенным количеством книг. Надо добиваться того, чтобы в рамках общего мировоззрения мозаика книг находила себе соответствующее место в умственном багаже человека и помогала ему укреплять и расширять свое миросозерцание. В ином случае в голове читателя получается только хаос. \nМеханическое чтение оказывается совершенно бесполезным, что бы ни думал об этом несчастный читатель, наглотавшийся книг. Такой читатель иногда самым серьезным образом считает себя «образованным», воображает, что он хорошо узнал жизнь, что он обогатился знаниями, а между тем на деле по мере роста такого «образования» он все больше и больше удаляется от своей цели. В конце концов, он кончит либо в санатории, либо «политиком» в парламенте.\nКто так работает над собой, тому никогда не удастся использовать свои хаотические «знания» для тех целей, которые возникают перед ним в каждый данный момент. Его умственный балласт расположен не по линии жизни, а по линии мертвых книг. И хотя жизнь много раз будет наталкивать его на то, чтобы взять из книг действительно ценное, этот несчастный читатель сумеет только сослаться на такую-то страницу прочитанного в книге, но не сумеет применить ее к жизни. В каждую критическую минуту такие мудрецы в поте лица ищут в книгах аналогий и параллелей и конечно неизбежно попадают пальцем в небо.\nТот же человек, который умеет правильно читать, сумеет любую книгу, любую газету, любую прочитанную им брошюру использовать так, чтобы взять из нее все действительно ценное, все действительно имеющее не только преходящее значение. Он сумеет расчленить и усвоить приобретенный новый материал так, что это поможет ему уточнить или пополнить то, что он уже знал раньше, получить новый материал, помогающий обосновать правильность своих взглядов. \nЕсли перед таким человеком жизнь внезапно поставит новые вопросы, его память моментально подскажет ему из прочитанного то, что нужно именно для данной ситуации. Из того материала, который накопился в его мозгу в течение десятилетий, он сумеет быстро мобилизовать то, что нужно для уяснения поставленной новой проблемы и для правильного ответа на нее.\nТолько такое чтение имеет смысл и цель.\nАдольф Гитлер, из книги «Моя борьба»
ЧИСТАЯ МЫСЛЬ: ПРИМЕР ДЕКАРТА\nили как отличать свои мысли от навязанных из детства\nВспомним, как рождался мыслительный мир основателя рационализма Декарта. Во сне он видит, что находится в поле, где дует сильный ветер, заставляющий его идти согнувшись и постоянно сбивающий его влево так, что он иногда закручивается, как волчок, на левой ноге. И в какой-то момент этот ветер толкает его в сторону маленькой церквушки. Ветер, толкающий его к церкви, Декарт воспринимает как некую злую силу: «Мне приходит мысль о Боге, но я обращаюсь к Богу своего детства, то есть по привычке, сложившейся независимо от меня, и думаю во сне, что это неправильный путь, не моя собственная мысль, обращенная к Богу».\nЭтот символ абсолютно похож на величественную гору из дантовской «Божественной комедии», которая символизирует собой рай. Ты перед ней стоишь, но почему-то волчица зависти и скупости преграждает дорогу, и оказывается, что, хотя гора прямо перед носом, дойти до нее коротким путем невозможно. Волчица мешает, и не дойдет до этой горы человек, который не готов расстаться с самим собой, если его желание взойти на нее является не истинным, а просто продолжением детской привычки и внесенных извне представлений о божественном и истинном.\nТак вот, у Декарта то же самое: все зависит от выбора пути, от того, как подумал, чтобы выстроить свою жизнь. Значит, мыслью мы будем называть то, что будет звучать так: «чистая мысль». Скажем, мысль о Боге, чем она отличается от других мыслей? Тем, что есть Бог прошлого и мысль о нем еще не есть чистая мысль. Потому что она — из привычки, из воспоминаний детства, и тогда это не мысль, порожденная мыслью. Мы же под мыслью будем иметь в виду некий чистый, спонтанный акт, не имеющий никаких других оснований и причин, кроме самого себя.\nМераб Мамардашвили, из книги «Эстетика мышления»
ВЫБОР МЕЖДУ ДОБРОМ И ЗЛОМ\nМожно быть добрым, потому что перед этим вкусно поел. \nОписание не полно и не уникально до тех пор, пока у нас нет внутренних причин, чтобы это было именно так, а не иначе. Это ведь и есть основное чудо рациональности в широком смысле этого слова: явление само заключает в себе то, почему оно то, а не иное. Будь просто проблема выбора, мы не могли бы описать.\nИ если я выбрал добро, то я не исключил, что в следующий момент я не выберу зло. И это радикально отличается от того, что философ по традиции называет крещением воли, различающей добро и зло, а не выбирающей между добром и злом. То есть важен факт различения добра и зла, а не акт эмпирического выбора в данный момент. \nИ нельзя никоим образом исключить, что в следующий момент игра мотивов не приведет к тому, что тот же самый персонаж, который перед этим выбирал добро, выберет зло. То есть во всех случаях речь идет о ясности сознания в человеческой ответственности. \nМераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
ПОЧЕМУ НЕОБХОДИМО НАКАЗАНИЕ\nКогда встает неизбежно вопрос: так будет ли наказание? Например, наказание доносчиков или наказание тех, кто не реализовал какого-то действия, не довел его до конца и в итоге не понял самого себя, обвиняя за это окружающий мир, а значит, продолжая искать источники зла помимо себя, умножая его. \nВедь он может прожить так всю жизнь, и за это время наказание так и не случится. Поскольку, как я уже говорил, пространство и время велики и последствия наших действий не возвращаются. А с точки зрения мысли можно не задаваться этим вопросом. Наоборот, с точки зрения мысли мы должны молиться, чтобы наказание было при жизни. Ибо худшее наказание — это его отсутствие, тогда оно вовлекает в очередное зло все наше потомство.\nИтак, наказание необходимо, без него мы не начнем мыслить.\nМераб Мамардашвили, из книги «Эстетика мышления»
В КАЖДОМ ИЗ НАС ДВА НАЧАЛА\nВ каждом из нас есть два начала, управляющие нами и нас ведущие. Мы следуем за ними, куда бы они ни повели. Одно из них врожденное, это — влечение к удовольствиям, другое — приобретенное нами мнение относительно нравственного блага и стремления к нему. Эти начала в нас иногда согласуются, но бывает, что они находятся в разладе и верх берет то одно, то другое.\nКогда мнение о благе разумно сказывается в поведении и своею силою берет верх, это называют рассудительностью. Влечение же, неразумно направленное на удовольствия и возобладавшее в нас своею властью, называется необузданностью.\nПлатон, из диалога «Федр»
Аристотель по праву считается величайшим энциклопедистом древности и самым значительным систематизатором философских и научных знаний, накопленных до него. Он известен также как воспитатель великого полководца Александра Македонского. Высоко оценивая Платона, он подверг критике его учение, произнеся крылатую фразу: «Платон мне друг, но истина дороже».\nКратко об основных идеях Аристотеля читайте в сегодняшнем посте:\nhashtap.com/p/qoKgPXOLl6rk?v=4
АД: ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ СЛЕПОТА\nОнтологическая ситуация человека есть ситуация упрямой слепоты. Когда с нами что-то происходит, а опыта мы не извлекаем, и это бесконечно повторяется. А мы употребляем слово «ад» как обыденное или из религии заимствованное слово, но забываем его первоначальный символизм. \nАд — это слово, которое символизирует нечто, что мы в жизни знаем и что является самым страшным, – вечную смерть. Смерть, которая все время происходит. Мы ни как не можем умереть. Представьте себе, что мы бесконечно прожевываем кусок и прожевывание его не кончается. А это — не имеющая конца смерть. Это дурно повторяется. \nВсе заново и заново в нашей жизни или в истории делается одна и та же ошибка, мы совершаем что-то, из-за чего раскаиваемся, но это раскаяние не мешает нам снова совершать то, из-за чего мы раскаиваемся. Почему? Потому что не существует, очевидно, структуры, в которой мы раз и навсегда извлекли бы опыт из того, из-за чего нам пришлось раскаиваться. А если этого не сделали, то есть не поняли, если мы не извлекли опыта, то это будет повторяться.\nМераб Мамардашвили, из книги «Психологическая топология пути»
СТАРЫЕ ДОБРЫЕ ВРЕМЕНА\nили почему невозможно вернуть прошлое\nГерой — это человек, самостоятельно пришедший к смирению. Но смирению с чем? Именно это и является той загадкой, что мы должны разрешить сегодня, и основной миссией, историческим подвигом героя. \nВ исследовании законов подъема и гибели цивилизаций, раскол души, раскол общества не может быть разрешен никакой схемой возврата к добрым старым временам [архаизм] или программами, обещающими построение идеального предполагаемого будущего [футуризм], ни даже самой реалистичной, практической работой, направленной на то, чтобы снова сплотить воедино распадающиеся элементы. \nТолько рождение может победить смерть — рождение, но не возрождение старого, а именно рождение нового. В самой душе, в самом обществе — чтобы продлить наше существование — должно длиться «постоянное рождение» [палингенез], сводящее к нулю непрерывное повторение смерти. Ибо если мы не возрождаемся, то именно наши победы вершат работу Немезиды: роковой исход вырывается из — под личины нашей собственной добродетели. \nЗначит мир — это западня; война — западня; перемены — западня; постоянство — западня. Когда приходит день победы нашей смерти, она настигает нас; и мы ничего не можем сделать, кроме как принять распятие — и воскреснуть; быть расчлененными, а затем возродиться.\nДжозеф Кэмпбелл, из книги «Тысячеликий герой»
ЧАЙНИК РАССЕЛА\nЕсли я предположу, что между Землёй и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите летает фарфоровый чайник, никто не сможет опровергнуть моё утверждение, особенно если я предусмотрительно добавлю, что чайник настолько мал, что не виден даже мощнейшими телескопами. \nНо если бы я затем сказал, что коль моё утверждение не может быть опровергнуто, то недопустимо человеческому разуму в нём сомневаться, мои слова следовало бы с полным на то основанием счесть бессмыслицей. \nТем не менее, если существование такого чайника утверждалось бы в древних книгах, каждое воскресенье заучиваемых как святая истина, и осаждалось бы в умах школьников, то сомнение в его существовании стало бы признаком эксцентричности и привлекло бы к усомнившемуся внимание психиатра в эпоху просвещения или же инквизитора в более ранние времена.\nБертран Рассел, из статьи «Существует ли Бог?»
ВОСПРИЯТИЕ И УПОТРЕБЛЕНИЕ ЧИСЕЛ\nЧисла как математическая абстракция весьма отличны от чисел, которые мы употребляем в повседневной жизни.\nЛюди любят изобретать поговорки, которые, нарушая основные законы арифметики, иллюстрируют некие более глубокие «истины»: «1 да 1 равно 1» [любовники] или «1 плюс 1 плюс 1 равно 1» [святая Троица].\nВ подобных «формулах» можно легко найти изъяны — скажем, показав, что употребление знака «плюс» в них неверно. Так или иначе, подобных высказываний множество. По забрызганному дождем оконному стеклу сползают две капли; у самой рамы они сливаются в одну. Значит ли это, что 1 + 1 = 1? Из одного облака рождаются два; не доказательство ли это той же идеи?\nОтличить случаи, в которых мы можем говорить о сложении, от тех, где нам нужно какое-то другое понятие, не так-то просто. Размышляя об этом, мы, возможно, додумаемся до таких критериев, как разделение объектов в пространстве и их четкое отличие друг от друга. Но как подсчитать идеи? Или количество газов в атмосфере?\nВо многих источниках можно встретить высказывания типа: «В Индии 17 языков и 462 диалекта». В точных утверждениях такого рода есть нечто странное, так как сами понятия «язык» и «диалект» довольно расплывчаты.\nХофштадтер Д. Роберт, из книги «Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда»
ОБРЯД ИНИЦИАЦИИ\nДля того, чтобы вырос плод, зерно должно умереть. Это закон жизни. А чтобы стать взрослым, нужно пройти особый опыт представления себя как умершего – опыт инициации. Все обряды и ритуалы инициации всегда связаны с тем, что инициируемый в какой-то момент оказывается непосредственно перед лицом смерти, чтобы он мог представить себе ее и пережить. Тогда он может родиться к взрослой жизни. В некоторых культурах, кстати, только после такого обряда человеку давалось имя.\nМераб Мамардашвили, из книги «Эстетика мышления»
ТРАНСЦЕНДИРОВАНИЕ \nРаньше, в догматической схоластической метафизике, некоторые предметы, которым приписывалось особое существование, назывались трансцендентными предметами; таким предметом был, например, Бог. Но в грамотной критической метафизике, каковой является вся метафизика после Канта, не говорится о трансцендентных предметах [поскольку всякое существование опытно]. А говорится о трансцендировании. \nПод трансцендированием имеется в виду способность человека трансформироваться, то есть выходить за рамки и границы любой культуры, любой идеологии, любого общества и находить основания своего бытия, которые не зависят от того, что случится во времени с обществом, культурой, идеологией или с социальным движением. Это и есть так называемые личностные основания. А если их нет, как это случилось в ХХ веке? \nКак вы знаете, одна из драматических историй [в смысле наглядно видимого разрушения нравственности и распада человеческой личности] — это ситуация, когда по одну сторону стола сидит коммунист, а по другую — тот, кто его допрашивает, — тоже коммунист. То есть представители одного и того же дела, одной и той же идеологии, одних и тех же ценностей, одной и той же нравственности. И если у того, кого допрашивают, нет независимой позиции — в смысле невыразимой в терминах конкретной морали, то... положение ужасно. Можно выдержать физические мучения, а вот человеческий распад неминуем, если ты целиком находишься внутри идеологии и ее представляет твой же палач или следователь.\nМераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
ПРОШЛОЕ — ВРАГ МЫСЛИ\nДля мысли самым страшным врагом является прошлое, потому что прошлое, складывается с такой скоростью, что мы не успеваем ни подумать, ни понять, а уже кажется, что поняли и подумали. Прошлое обладает видимостью понятого и пережитого просто потому, что мы в каждую секунду не можем быть везде и не имеем времени — оно должно было бы быть бесконечным, — чтобы понять то, что с нами происходит [что я чувствую, что вижу], ибо все уже отложилось, значения готовы, и мы лишь накладываем их на пережитое и воспринятое.\nТо, что существует в языке в виде значений и смыслов, — это прошлое. И память только кажется хранилищем того, что якобы понято и пережито. В неподвластном нам скрытом плане реальности весь мир завертелся и накрутился вокруг нас с чудовищной скоростью, накладывая одно впечатление на другое, один смысл на другой, одно событие на другое. А нам кажется, что это мы смотрим на неподвижные предметы, что мы движемся вокруг них, а в действительности даже в акте взгляда — вот я бросаю на вас взгляд, а вы на меня, — уже в этом акте скорее не наши глаза движутся, а предметы и складываются в то прошлое, которое и является врагом мысли. То есть врагом понимания того, что есть на самом деле.\nМераб Мамардашвили, из книги «Картезианские размышления»
ЧУВСТВО ЕДИНСТВА\nЛюди искали и находили различные заменители подлинно индивидуального чувства\nединства. Нация, религия, класс и род занятий служат тому, чтобы предоставить человеку это чувство. «Я – американец», «я – протестант», «я – бизнесмен» – эти формулы помогают человеку обрести чувство тождественности в условиях, когда первоначальная идентичность рода уже утрачена, а подлинно индивидуальное чувство единства еще не достигнуто.\nЭрих Фромм, из книги "Бегство от свободы"
ЧТО ПОЧИТАТЬ ВО ВРЕМЯ КАРАНТИНА\nКто хочет сильнее окунуться в атмосферу карантина и изоляции однозначно рекомендую супер атмосферный роман «Чума» Альбера Камю.\nСюжет романа основывается на событиях чумного года в Оране (Алжир), ужасной эпидемии, которая толкнула горожан в пучину страданий и смерти.\nКак отметил Альбер Камю, он распространил значение этого образа (чумы) на бытие в целом. Это не только чума, а зло вообще, неотделимое от бытия, свойственное ему всегда.\nКнигу легко найти в открытом доступе. Кому искать лень, сообщением ниже отправлю книгу в форматах fb2, epub.
ФИЛОСОФИЯ И ТЕОЛОГИЯ\nСовременная философия и современная теология пришли к таким созвучным заключениям, как «Нет никаких фактов, есть лишь интерпретации» [Ницше], или «Нет никакого Бога, а Мария — Его матерь» [Сантаяна], или даже «Бог есть символ Бога» [Тиллих].\nРоберт Уилсон, из книги «Квантовая психология»
АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ \nЧерез всю историю античной философии проходит борьба двух противоположных направлений —материализма и идеализма. Первыми древнегреческими материалистами были Фалес, Анаксимен, Гераклит. Первооснову мира они видели большей частью в каком-либо определенном веществе: в воде [Фалес], в воздухе [Анаксимен], в огне [Гераклит]. Они считали, что все вещи рождаются из этого единого источника, и что в мире ничто не остается неподвижным и неизменным, а все движется, изменяется, возникает и исчезает. В наиболее яркой форме этот диалектический подход к явлениям природы был выражен Гераклитом: «все есть обмен противоположностей». \nКрупными представителями античного идеализма были Сократ и Платон. В основе взглядов Платона было учение о идеях, существующих объективно и образующих особый сверхчувственный мир. Реальный чувственный мир, но мнению Платона, лишь бледная, несовершенная копия вечного мира идей. \nПлатоновскую теорию идей, отделявшую сущность вещей от самих вещей, подверг критике Аристотель. Но Аристотель не смог полностью преодолеть платоновский идеализм и в своем учении колебался между идеализмом и материализмом. Признавая реальное существование материального мира, чувственно воспринимаемых вещей, Аристотель в то же время рассматривал материю как нечто пассивное. \nПозже, в античной философии широкое распространение получили скептицизм, эклектика, стоицизм, мистическое учения: неоплатонизм. Позже, идеи неоплатонизма стали основой аскетизма.\n«Краткий словарь по философии»
АСКЕТИЗМ\nЭто моральный и религиозный принцип, требующий воздержания от жизненных благ, удовольствий. Аскетизм противоположен гедонизму. В античной философии идеи аскетизма прослеживаются в стоицизме и гностицизме. \nАскетизм присущ многим этическим системам восточной философии и религии [буддизму — в Индии, даосизму — в Китае, суфизму— в исламе]. Проповедь аскетизма характеризует христианское учение с его идеями греховности человека, необходимости подчинения богу, оправданием нищеты и бесправия. \nАскеза сама по себе не решает проблемы зла и греха, поскольку источник зла лежит не в материи, не в какой-либо «природе», но в свободной воле. Аскезу можно понять положительно и отрицательно. Отрицательная аскеза хочет подавить и уничтожить греховные страсти, не направляя их на положительное творчество.\n«Краткий словарь по философии»
СТРЕМЛЕНИЕ К СОВЕРШЕНСТВУ\nПо дороге к невозможному только и можно что-то разрешить. Если вы помните, у Нищие обрисован идеал сверхчеловека, который тоже невозможен и утопичен. И Ницше знал, что сверхчеловеками мы не станем, но стремясь быть такими, мы станем хотя бы людьми. \nМераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
НЕОБХОДИМЫЕ И СЛУЧАЙНЫЕ ИСТИНЫ\nСуществует принятая классификация истин в логике и философии. Есть истины логические или аналитические [в пределе сводимые к тавтологиям] и есть истины эмпирические, истины факта [включая в последние и законы науки, поскольку, кроме своей логической и математической части, они содержат еще и эмпирическую часть]. В строгом смысле «необходимыми» считаются только логические истины, все остальные, т. е. эмпирические, или истины факта, являются случайными.\nМераб Мамардашвили, из книги «Картезианские размышления»
АСКЕТИЗМ\nЭто моральный и религиозный принцип, требующий воздержания от жизненных благ, удовольствий. Аскетизм противоположен гедонизму. В античной философии идеи аскетизма прослеживаются в стоицизме и гностицизме. \nАскетизм присущ многим этическим системам восточной философии и религии [буддизму — в Индии, даосизму — в Китае, суфизму— в исламе]. Проповедь аскетизма характеризует христианское учение с его идеями греховности человека, необходимости подчинения богу, оправданием нищеты и бесправия. \nАскеза сама по себе не решает проблемы зла и греха, поскольку источник зла лежит не в материи, не в какой-либо «природе», но в свободной воле. Аскезу можно понять положительно и отрицательно. Отрицательная аскеза хочет подавить и уничтожить греховные страсти, не направляя их на положительное творчество.\n«Краткий словарь по философии»
СТРАХ И СТРАДАНИЯ\nСтрах по Аристотелю это а) неприятное ощущение или смятение, б) возникающее из представления о предстоящем зле, в) которое может погубить или причинить вред, г) ввиду своей непосредственной близости, д) но которое все еще оставляет надежду на минование этого зла. \nНе переживает страха тот, кто «уже окоченел по отношению к будущему», кто перенес все возможные страдания и несчастья.\nВладимир Завьялов, из книги «Элементарный учебник Дианализа»
ПОЗНАЮЩЕЕ И ПОЗНАВАЕМОЕ\nЧтобы мыслить реалистически, т.е. мыслить саму реальность или допускать, чтобы сама реальность мыслила себя в мышлении, необходимо постоянно преодолевать раздвоение этой самой реальности на «внешнее» и «внутреннее», «материальное» и «идеальное», «вещь» и «имя», «субъективное» и «объективное».\nЧтобы существовать как мыслящее существо, необходимо разделять реальность на Познаваемое и Познающее, другими словами — на «Объективное» [познаваемый объект] и «Субъективное» [познающий субъект].\nБез этого разделения никто не сможет сказать: «Я мыслю». Если меня нет в мысли, то это вовсе и не я мыслю. А если есть только я, но нет предмета мысли, то мыслить нечего, и кроме меня одного нет ничего.\nВладимир Завьялов, из книги "Элементарный учебник дианализа"
СМЕЛОСТЬ\nМолодые люди должны настойчиво трудится и воспитывать в себе смелость. Этого можно достичь, если стремится к смелости всей душой. Когда твой меч сломан, ты одолеешь противника голыми руками. Если твои руки будут отрублены, ты прижмешь его к земле плечами. Если твои плечи тоже отрублены, ты зубами прогрызешь шею десяти или пятнадцати врагам. Вот что такое смелость\nЯмамото Цунэтомо из книги «Хагакурэ. Кодекс чести самурая»
ВЕРА\nВерить — значит придерживаться чего-то, для чего нет никаких видимых оснований. То, во что мы верим, отличается от всего остального именно тем, что оно не имеет видимых оснований для своего о-существления и бытия, кроме самой же веры. Поэтому Декарт фактически и считает, что, в каком-то смысле, тот, кто не осмеливается сомневаться до конца, не умеет верить.\nМераб Мамардашвили, из книги «Картезианские размышления»
КОНКРЕТНОЕ\nКонкретное потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, следовательно единство многообразного. В мышлении оно поэтому выступает как процесс синтеза, как результат, а не как исходный пункт, хотя оно представляет собой действительный исходный пункт и, вследствие этого, также исходный пункт созерцания и представления\nКарл Маркс, из книги «Капитал. Критика политической экономии»
0
ПРИЧИНА И МАТЕРИЯ\nили из чего состоит искусство\nВсе в природе возникает из двух начал – причины и материи. Материя коснеет в неподвижности, она ко всему готова, но останется праздной, если никто не приведет ее в движенье. Причина, или же разум, ворочает материю как хочет и, придавая ей форму, лепит всяческие предметы. В каждой вещи непременно должно быть то, из чего она делается, и то, чем она делается; второе есть причина, первое – материя.\nЛюбое искусство подражает природе. Вот статуя: здесь наличествует и материя, послушная художнику, и художник, придавший материи обличье. Материей в статуе была бронза, причиной – художник. То же самое присуще и всем вещам: каждая состоит из того, что ее создало, и того, из чего она создана.\nСтоики считают, что есть одна причина – то, что создает вещи. По Аристотелю, говорить о причине можно так: «Первая причина – это сама материя, без которой ничего нельзя создать; вторая – это сам создатель; третья это форма, которая придается каждому изделию, как статуе, а четвертая – это намеренье, с которым создается изделие».\nПример: первая причина статуи есть бронза: ведь не будь того, из чего изваяние отлито или высечено, не было бы сделано и оно само. Вторая причина художник: без его умелых рук бронза не могла бы принять вида статуи. Третья причина есть форма: статуя не звалась бы «Дорифор», если бы не придали ей именно этого обличья. Четвертая причина – это намеренье: не будь его, ее бы делать не стали.\nЧто такое намеренье? То, что привлекало художника и за чем он гнался: если он работал на продажу, – это деньги, или слава, если он работал ради почета, или вера, если он готовил приношенье в храм. \nПлатон добавляет еще одну причину: образец, именуемый у него «идеей». На него-то и оглядывается художник, чтобы создать именно то, что собирался. Неважно, будет ли этот образец вне его, но перед глазами, или внутри, зачатый и выношенный в душе. \nИтак, по словам Платона, есть пять причин: то, из чего, то, кем, то, в каком виде, то, наподобие чего, то, ради чего; последнее же – это то, что из них получается. Так, в статуе то, из чего, есть бронза, то, кем, – художник, то, в каком виде, – это форма, которая ей придана, то, наподобие чего, это образец, которому подражал создатель, то, ради чего, – это его намеренье, то, что из них получается, – это сама статуя.\nТо же самое, говорит Платон, есть и у вселенной: и создатель – то есть бог, и то, из чего она создана, – то есть материя, и форма – тот облик и порядок, которые мы видим в мире, и образец – то, наподобие чего бог сотворил эту прекрасную громаду, и намеренье, с которым он ее сотворил.\nТы спросишь, каково было намеренье бога? Сделать добро. Именно так и говорит Платон: «какая причина создать мир была у бога? Он добр, а добрый не жалеет другим ничего благого, – вот он и сделал лучшее, что мог».\nЛуций Сенека, из книги «Нравственные письма к Луцилию»
Обычно мы не замечаем, сколь мало мы контролируем собственный разум, потому что направление психической энергии задаётся привычками, и происходит это настолько гладко, что мысли как будто текут сами собой.\ntelegra.ph/Beskonechnyj-potok-myslej-haos-v-soznanii-12-20
Вся жизнь индивида есть не что иное, как процесс рождения самого себя. По существу, мы должны бы полностью родиться к моменту смерти, но судьба большинства людей трагична: они умирают, так и не успев родиться. \nЭрих Фромм, из книги «Бегство от свободы»
Будем наслаждаться своим уделом, не прибегая к сравнениям, — никогда не будет счастлив тот, кого мучит вид большего счастья… Когда тебе придет в голову, сколько людей идет впереди тебя, подумай, сколько их следует сзади.\nЛуций Сенека, из книги «Нравственные письма к Луцилию
ПАРАДОКС СМЕРТИ\nСмерть не имеет отношения к человеку, поскольку он не может ее ощутить как таковую. Стало быть, самое ужасное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет. \nТаким образом, смерть не существует ни для живых, ни для мертвых, так как для одних она сама не существует, а другие для нее сами не существуют. Если смерть не страшна сама по себе, то почему должна быть страшна мысль об ее приходе?\nОсвобождение от надежды на бессмертие ставит на первое место не продолжительность жизни, а ее качество. Мудрец не уклоняется от жизни и не боится не-жизни, потому что жизнь ему не мешает, а не-жизнь не кажется злом. Как пищу он выбирает не более обильную, но самую приятную, так и временем он наслаждается не самым долгим, а самым приятным.\nЭпикур, из книги «Письмо к Геродоту»
УЧЕНИЕ СТОИКОВ О БЛАГЕ И ЗЛЕ\nБлага — это добродетели: разумение, справедливость, мужество, здравомыслие и прочее. Зло — это противоположное: неразумие, несправедливость и прочее. Ни то, ни другое – это все, что не приносит ни пользы, ни вреда, например, жизнь, здоровье, наслаждение, красота, сила, богатство, слава, знатность, равно как и их противоположности. \nОднако внутри сферы безразличного — адиафоры [греч. Неразличимое] выявляются определенные различия: одни являются «предпочтительными», потому что полезны человеку, другие «избегаемы», потому что вредны, третьи безразличны. Предпочтительные вещи относятся к разряду относительных благ. Действия, направленные на достижение этих относительных благ, называются надлежащими.\nАлексей Лосев, из книги «История античной эстетики»
Человек в каждый момент жизни выбирает, каким ему быть. Таким образом осуществляется беспрерывное становление человека, как человека.\nЛичность — это не значит быть в самом себе, это значит выходить за пределы себя. Личность в нас — это такое измерение, в которое мы входим, выходя из самих себя.