домики
Привет, меня зовут Ася и я очень люблю архитектуру. Если вы хотите что-то подсказать, предложить или нашли неточность, пишите: @bulletproofish
Здание Международного уголовного суда в Гааге. Архитектурное бюро Schmidt Hammer Lassen Architects
Решила узнать, что же там за дом, в котором у Полины Ковалевой, падчерицы Сергея Лаврова, отняли квартиру. Оказалось, что она обитала в лондонском жилом комплексе, разработанном бюро Рема Колхаса OMA и студией Allies and Morrison. \nЧуть меньше половины средств, вырученных с продажи жилья — в том числе и какая-то часть 4,4 млн фунтов за апартаменты Ковалевой — пошли на восстановление постройки 1960-х, расположенной на том же участке. Изначально в ней размещался выставочный центр Британского Содружества. В 2000-е здание попытались снести, но на него вовремя обратили внимание в Музее дизайна — там как раз перестало хватать места для экспозиций. Институция арендовала здание на 375 лет и перестроила его под свои нужды. \nПартнер ОМА Рейнир де Грааф говорит, что это «чуть ли не единственный проект, где бурно развивающий рынок недвижимость сделал что-то на благо Лондона». \nМузей дизайна отличный, но с миром, в котором такие проекты возможны только за счет продажи элитного жилья, явно что-то не так.
В 2014 году куратором Венецианской биеннале был Рем Колхас. Он посвятил выставку столетию современной архитектуры — по Колхасу, ее развитие следует отсчитывать от начала Первой мировой войны в 1914 году. \nЛюбые боевые действия, как и их потенциальная вероятность, меняют облик городов сильнее социальных и экономических потрясений. В городе, который готовится к войне, не построят здание со сплошным остеклением — оно разлетится при первом же попадании снаряда. Поэтому модернистская архитектура и в особенности послевоенные проекты такие прозрачные и проницаемые — они созданы с расчетом на мирное время. В надежде, что людям больше никогда не придется воевать. \nЧто до Первой мировой, то она не только подстегнула развитие массового жилья и индустриальных технологий, которые позволяли быстрее восстанавливать разбомбленные города. Очень важный перелом произошел в эстетике. Люди, которые прошли через войну, презрительно относилось ко всему, что было связано со старым миром и «прекрасной эпохой» — оно служило напоминанием об обществе, допустившем войну. \nПоэтому функциональные и геометрически выверенные модернистские коробочки были хороши не только из практических соображений. Они мало чем напоминали о прошлом, которое отныне казалось скомпрометированным.
Сегодня я хотела рассказать совсем о другом, но у меня нет слов. Это самый страшный и позорный день в истории России XXI века.
Графика Якобуса Ауда, муниципальный комплекс Бляйдорп (1931-1932), Нидерланды
Про Мариуполь. Единственный приемлемый формат участия России в восстановлении этого и других городов — репарации. Ни о каком прямом воздействии на город не может быть речи. \nАрхитектура всегда устремлена в будущее — она задает рамки жизни на многие десятилетия вперед. Тоталитарные и авторитарные режимы хорошо это понимают, поэтому часто стремятся подчинить себе пространство — переделать город или повлиять на стилистику. И когда представители страны, разрушившей Мариуполь, заявляют о планах отстроить его заново — они повторно отбирают будущее у людей, которым причинили и без того непоправимый вред. В случае с прошлым механика та же. Только те, кому принадлежали эти некогда целые здания, имеют право определять, от чего следует избавляться — а что сохранять.
Киберпанк, который мы потеряли: люди в однотипных костюмах сидят за пультами управления. Их разделяют красные ковровые дорожки. Над паркетным полом висят бронзовые люстры, окна прикрыты грузными гардинами. \nМосква, 1972 год, Центральное диспетчерское управление Единой энергетической системы СССР. Не смогла определить, в каком здании это сняли — если знаете, напишите.\nupd: пишут, что это ГЭС-1 на Раушской набережной
Под Ригой есть мощнейший послевоенный монумент — он находится на месте концлагеря Саласпилс. В пространствах, где совершались преступления против человечности, особенно важна тема подлинности — бараков, в которых жили люди, сторожевых вышек, мест казни. Само их существование воздействует сильнее, чем любая архитектура памяти. Но в Саласпилсе нацисты сожгли все постройки — не осталось ни одного свидетеля кроме леса. Так что со зрителем работают с помощью образов. При входе на территорию нужно пройти под бетонной плитой, изрезанной линиями. Плита кажется очень тяжелой, готовой буквально рухнуть. Надпись на ней гласит: «За этими воротами стонет земля». Это строчка из стихотворения рижского поэта Эйжена Вевериса, который был узником лагеря и сумел спастись.
«Мы можем вернуть людей к себе на родину, если первые пятнадцать стран из списка лидеров по вооружению согласятся выделить всего 1% из своего военного бюджета на реализацию предлагаемого нами плана. Военные получат не 100 самолетов, а 99. Не 100 ракет, а 99. Не 100 танков, а 99. Сотый самолет не сбросит бомбу, сотая ракета не разрушит квартал, сотый танк не выстрелит в больницу... Эти средства позволят нам построить новые города, восстановить разрушенные, и, главное, дать людям у себя на родине такие города, инфраструктуру и возможности, что никому из них не придет в голову что-то разрушить». \nИз манифеста архитектора Бориса Бернаскони «И ВОЙНА И МИР». По данным, приведенным в проекте, сегодня Россия занимает четвертое место в мире по военным расходам. \nНа фото: памятник «Надежда и мир», созданный в ознаменование окончания гражданской войны в Ливане в 1990 году.
В Петербурге коммунальщики красят лёд веником, чтобы убрать запрещённый в России лозунг\n📸 Олег Золото / MR7
Когда в 1997 году Дэвид Чипперфильд выиграл конкурс на восстановление Нового музея, немцы были не рады. Архитектор отказался восстанавливать здание, разрушенное во время Второй мировой, в первоначальном виде. Нет, сказал он, мы не станем врать — и ни в коем случае не будем маскировать утраченные элементы под исторические. Мы сохраним все подпалины, все следы от снарядов — все то, что свидетельствует о страшном прошлом Германии.\nДаже в XXI веке нацистский период остаётся для Германии чувствительной темой — так что с Чипперфильдом спорили все 16 лет, пока шло восстановление. Однако работу удалось закончить именно в том виде, на котором он настаивал. Сегодня это здание, многократно награжденное и отмеченное множеством похвал, — один из наиболее выдающихся и деликатных примеров работы с неудобным наследием.\nЭто одна из моих любимых историй о современной архитектуре. Потому что она про то, насколько важно проговаривать правду — даже самую неприглядную.
Немецкое издание Monopol написало, что наш коллега по Московской архитектурной школе МАРШ, архитектор Сергей Ситар предстал в эту пятницу перед судом из-за гражданской акции в Москве. За сутки до того он вывесил на Крымском мосту 10-метровый украинский флаг, на котором было написано: «Свобода, правда, мир». Мера пресечения — штраф и 15 суток ареста. Сергея уже перевезли в спецприемник в Сахарово. \nСергею, как и всем политзаключенным, — скорейшего освобождения. Посмотрите лекцию, которую он читал три года назад в Новой Голландии.
В прошлом году во Львове открыли арт-центр Radio Garage по проекту местного бюро O.M.Shumelda design & architecture. В 1930-х в здании времен модерна находилась главная львовская радиостанция, до того — квартиры, ресторан и магазины. Теперь там открыли лекторий и планируют сделать музей радио. Архитекторы законсервировали трещинки и потертости на первом и подвальном этажах, восстановили красивейшие двери, металлические витражи и даже призмы Люксфер при входе. \nЗдесь не пытались избавиться от прошлого, но и не приукрашивали его, а былому величию предпочли комфорт и процветание нынешних поколений. Хотелось бы, чтобы так умели не только архитекторы.
Дорогие, привет. Я не пропала, но долго размышляла, как вести канал в новой реальности. Что хочу сказать: \n1. В ближайшее время здесь с некоторой периодичностью продолжат появляться посты, которые относятся к войне в Украине. Нужно сразу прояснить: я против любых вооруженных конфликтов, это моя личная позиция и я имею право сколь угодно громко озвучивать ее в этом канале — а кроме того, будучи журналистом, не считаю возможным молчать об этом. Если вы не согласны со мной или опасаетесь за свою безопасность, просто отпишитесь от этого канала. \n2. Также я собираюсь писать про архитектуру городов, куда теперь чаще всего уезжают мои коллеги и друзья из России. В основном это Тбилиси, Стамбул, Ереван и Ташкент. \n3. Сама я при этом нахожусь в Таллине и точно проживу здесь еще какое-то время. Буду по возможности рассказывать, что вижу вокруг себя. Если вы находитесь поблизости, хотите что-то посоветовать, увидеться или предложить проектную работу, связанную с англоязычными текстами об архитектуре, — напишите мне, пожалуйста. \n4. Для совсем отвлеченных тем сделаю подписку за символическую плату. Пока раздумываю над форматом. \nСпасибо, что дочитали до конца, \nАся
Здание Министерства обороны Югославии в Белграде выглядит так — после бомбардировок весной 1999 года его оставили нетронутым в память о войне и признали памятником. Все эти годы Минобороны Сербии использует лишь ту небольшую часть постройки, которая осталась нетронутой, - и чиновникам это явно не нравится. Они хотели снести руину и отстроить здание с нуля, как будто ничего не случилось; Дональд Трамп и вовсе предлагал выкупить участок и переделать развалины в отель. Однако благодаря протестам местных архитекторов за все эти годы удалось продавить лишь частичную реконструкцию и снос.
Ну так вот, про Таллин. Он никогда не претендовал на звание мегаполиса и потому развивался точечно и нелинейно — без таких широких жестов, какие были, например, в Чикаго или Нью-Йорке начала прошлого века. Поэтому среда здесь часто очень контрастная. Старый город окружен офисными «стекляшками», кварталами деревянных домов и промзонами. Одна из них — в буквальном смысле Зона из «Сталкера»: Тарковский снимал здесь многие сцены. Теперь все эти территории, как водится, стали лофтами
Про то, что делает историческая память с манией величия. Гитлер все время твердил Шпееру, что кабинеты и коридоры в Рейхсканцелярии должны быть как можно более просторными — чтобы посетителя аж трясло от величия вождя и собственной ничтожности. Там был зал для торжеств — жуткое помещение без окон, отделанное «кровавым мрамором». \n После окончания войны канцелярию разрушили, а мрамор использовали для советского монумента воину-освободителю в Трептов-парке. Я бы не исключала, что в будущем мы увидим переосмысление как этого памятника, так и всех ему подобных, — и еще множества зданий, которые связаны с властью. В любом случае, нам предстоит огромная работа над ошибками.
В 2014 году вышла игра Assassin’s Creed Unity, где детально воссоздали Собор Парижской Богоматери. Об этом вспомнили сразу, как только в апреле 2019 года храм сгорел. Думали даже, что 3D-модель поможет восстановить здание, но, увы, она оказалась недостаточно точной и подробной. Однако оцифровка храма сыграла роль в осмыслении трагедии: она легла в основу Save Notre-Dame on Fire — игры от первого лица, где вы — пожарный, которому поручено справиться с огнем. \nМне очень нравится, какой ракурс избрали создатели: игрок не сможет полностью избежать пожара, но у него есть возможность сделать все для уменьшения урона. В конечном счете это помогает смириться с утратой, но не отрицать ее.
Московский промышленник Алексей Морозов (не путать с Арсением!) умел прокрастинировать красиво. Когда ему было неохота заниматься делами, сидел изучал Антихриста, по которому считался видным специалистом. Обычно местом изучения Антихриста был шехтелевский особняк в Подсосненском переулке. \nМорозов работал в готическом кабинете с библиотекой и врубелевским «Фаустом» — именно для этой комнаты первоначально была написана знаменитая серия. Сейчас панно находятся в главном здании Третьяковки, но в особняке с недавних пор появились очень приличные фотокопии. В остальном это полностью оригинальный интерьер, каким-то чудом уцелевший в XX веке. То, что автором был Шехтель, видно по ювелирному подходу к деталям и «маскам грешников» над камином — они есть и в других московских домах архитектора. \nОсобняк вот-вот начнут реставрировать, после чего собираются передать бюджетному учреждению и, вероятно, закроют от посторонних. Но пока что туда можно попасть с экскурсией, так что если вы в Москве — спешите видеть.
Модернистское воплощение супергероя — мозаичный огнеборец на пожарный станции в тбилисском районе Ортачала (художник — Гиви Кервалишвили, 1979 год). В путеводителе DOM Publishers по грузинскому монументальному искусству упоминается, что человек здесь уподоблен фигуре святого Флориана, который считается главным «противопожарным» покровителем. В христианской традиции его нередко изображали как гиганта, льющего воду на горящий город.\nЗа спиной у пожарного — самые важные здания Тбилиси: храмы Сиони и Метехи, станцию фуникулера, Национальный театр Руставели, Дворец спорта, главный городской стадион.
С архитектурой полицейских участков такое дело: если сотрудники полиции пытают задержанных и подкидывают им наркотики, никакая архитектура их имидж не отмоет. Однако по удивительному совпадению бесчеловечное отношение полицейских часто идет в комплекте со стремными помещениями, из которых хочется сбежать поскорее. К Германии это, впрочем, не относится. Много проблем, зато какая аккуратная архитектура. \nЗдание выше — полицейский участок в городе Пассау, Германия. Архитекторы Wulf Architekten
Это одна из самых красивых православных часовен, которые построили в XXI веке. Она абстрактная, полностью отлита из бетона и спрятана в одном из внутренних дворов Центра Арво Пярта в Эстонии. На стене — архимандрит Софроний и его духовный учитель Силуан Афонский. Выбор святых связан с тем, что их тексты занимают большое место в творчестве Пярта. Архитекторы часовни те же, что и у основного здания — Nieto Sobejano Arquitectos.
Самый «звездный» авиарейс в истории архитектуры и литературы случился 22 октября 1929 года. В тот день самолет авиакомпании Aeroposta Argentina впервые вылетел из Буэнос-Айреса и через несколько часов приземлился в парагвайской столице Асуньоне. В одном из пассажирских кресел сидел Ле Корбюзье. В кабине находился Антуан де Сент-Экзюпери — он был вторым пилотом. \nПозже они приятельствовали. В одном писем Корбю приглашает Экзюпери в гости к себе в студию по адресу 24, rue Nungesser et Coli в Париже — архитектор жил в доме, который сам же и спроектировал (совместно с Пьером Жаннере). Корбюзье завлекает его тем, что это квартира ’d’où l’on voit le ciel’ - «где можно увидеть небо».
29 октября, в канун Дня памяти жертв политических репрессий, во многих городах мира проходит акция «Возвращение имен». В Москве ее вновь отменили по формальному поводу. \nВласти могут делать что угодно, но они не сумеют запретить людям помнить. Слишком глубоко въелась в ландшафт документальная память о терроре. Она изменила не только города, обросшие памятниками и табличками «Последнего адреса», но и саму природу. \nНа эту тему в Музее архитектуры им. Щусева четыре года назад была хорошая выставка «Мемориала» «Засушенному — верить». Историю лагерей показали через гербарии растений, которые перекочевали на эти земли вместе с заключенными. Семена взошли в сотнях километров от естественной среды обитания и стали частью лагерной истории, а еще — напоминанием о прежней жизни, которую отняли у репрессированных.\nСайт проекта
90 лет назад родился Андрей Тарковский. Тема дома или его отсутствия — одна из ведущих у режиссера. Дом связан с семьей и родом, по нему тоскуют на Солярисе, его приносят в жертву — как это сделано в «Жертвоприношении», последнем фильме, снятом уже в эмиграции. «Я дам тебе все, что я имею; семью, дом, Малыша», — говорит главный герой и на следующее утро поджигает любимый дом («Как он был красив!.. Если жить в таком доме, будешь счастлив до конца своей жизни...»), чтобы спасти мир и предотвратить ядерную войну.
Vice снял мини-фильм про художницу Энди Шмид, которая под видом потенциальной покупательницы-миллионерши проникала в сверхдорогие квартиры Нью-Йорка, а потом выпустила про это книгу. Перегретый рынок недвижки сам по себе не новость. Тут интересны детали, которые в течение трех месяцев удалось выяснить девушке. Один из агентов сказал ей, что к квартире в качестве подарка прилагается яхта; очень распространенный атрибут — отдельная комната для симулятора игры в гольф прямо в квартире; помимо бассейна или кинотеатра, в здании может быть мишленовский ресторан или бильярдная — разумеется, доступно все это только жильцам. \nПри этом жилье часто покупают в качестве pied-à-terre, то есть в довесок к основной квартире. Но если верить Шмид и риэлтору, который ей помогал, 60-70% квартир пустуют, потому что их воспринимают как инвестицию, а не как место для жизни. И выглядят они до смешного похоже друг на друга.
Осколок советской эпохи на окраине Тбилиси — неоконченный мемориал 1966 года в честь 800-летия Шота Руставели. 50-метровая бетонная стела, которую, подозреваю, проще было принять и обжить, чем преодолеть каким-либо еще способом. Люди и обжили — превратили ее в один из самых эпичных скалодромов Грузии.
Меня регулярно спрашивают, с какой книги лучше всего начинать погружение в историю архитектуры. Трудно ответить на этот вопрос, ограничившись одним-единственным изданием. Но если перед вами стоит такая задача, обратите внимание на сборник очерков «От мегалита до мегаполиса» Дмитрия Швидковского. Очень толковый обзор на эту книгу недавно сделала Анна Мартовицкая в своем «Архиблоге» на YouTube: https://youtu.be/r7KH0u4yGUs\nИ вообще, обязательно подпишитесь на Анну — у нее в канале еще много роликов про книги по архитектуре, обязательно встретите там Ту Самую ;)
После катастрофы на Каховской ГЭС под водой оказался дом Полины Райко в городе Алешки (укр. Олешки). Это важный памятник наивного искусства. Райко — художница-самоучка. Она начала расписывать стены и потолки дома в 69 лет. Один из самых пронзительных образов — ворон над печкой, терзающий белую птичку. Соседка Райко говорила, что ворон «украл у нее [Полины] ребенка» — ее дочь погибла в ДТП в 1994-м, за четыре года до того, как она начала рисовать. \nВ 2004 году Полина умерла, ее дом выкупили, открыли там музей и основали фонд ее имени. В Херсоне оформление одного из супермаркетов «Сiльпо» посвятили ее творчеству. Авторы проекта — харьковские архитекторы O.S.A.\nПомочь фонду Райко можно вот тут (monobank).\nФото: Эльдар Сарахман для «Украинской правды»
Мой день сделало вот это видео про ЛЭП в Эстонии. В 2020 году рядом с заповедником Marimetsa-Õmma (название которого я не решусь перевести на русский) поставили высоковольтную опору — ветвистую и рыжую, как растущие кругом сосны. Авторы проекта из бюро PART architects пишут, что «ржавчина» на конструкциях из кортеновской стали создает естественный защитный слой, так что с годами их не придется как-либо еще дополнительно обслуживать. Из-за цвета и формы опору назвали Bog Fox — «Болотная лисица» — с определенных ракурсов она действительно похожа на трехлапое животное с длинными ушами и вытянутой мордой.
В начале 1970-х американская компания Cadillac Wheels выпустила первые полиуретановые колеса для скейтов. Кататься стало куда удобнее, так что число скейтеров в США множилось с огромной скоростью — и города оказались совершенно не готовы к этому. Скейт-парков еще не придумали, а стране, погружавшейся в пучины нефтяного кризиса, хватало и других забот. \nСкейтерам ничего не оставалось кроме как исследовать города самостоятельно — и в Калифорнии их внимание довольно быстро привлекли водохранилища и бассейны, которые в те годы часто пустовали из-за особенно засушливых и жарких летних сезонов. \nВыяснилось, что лучше всего для катания подходил бассейн-«почка». Эту форму в 1930-е придумал Алвар Аалто для виллы Майреа — до того бассейны всегда были прямоугольными, — и затем она перекочевала в американские субурбии и стала одной из самых популярных в частных домах. \nТрюки, изобретенные в 1970-х годах в пустых плавательных бассейнах Калифорнии, все еще выполняются 50 лет спустя, а в скейт-парках используют те же бетонные чаши. В наше время история замкнулась в краснодарском проекте команды XSA Ramps, которая сделала крытый скейт-парк Bowl Alvar Aalto.
Тактильные чертежи слепого американского архитектора Криса Дауни. В 2008 году он потерял зрение после операции на мозге (ему удаляли доброкачественную опухоль). Но Дауни не завершил карьеру, а научился проектировать наощупь: современные технологии печати позволяют создавать планы, которые можно «читать» пальцами. \nВот трехминутное видео AIA о нем — о том, как вовлечение самых разных людей в проектирование зданий улучшает архитектуру и жизнь людей с ограниченными возможностями.
Хороший выпуск подкаста «Город, в котором» о звуковых ландшафтах, акустической экологии и борьбе с шумовым загрязнением. Городской шум вдохновляет музыкантов — без него, возможно, не было бы альбома Брайана Ино Ambient 1: Music for Airports, давшего название целому направлению электронной музыки; особое звучание городов создает «звукопримечательности», к которым относится, например, бой Кремлёвских курантов.\nНо это все лирика — есть еще суровая повседневность, в которой шумы влияют на здоровье. По данным ВОЗ, шум является второй по значимости причиной плохого самочувствия после загрязнения воздуха. И в последние десятилетия к этой проблеме относятся все более серьёзно. В лондонском аэропорту Хитроу запрещены ночные полеты, так как они беспокоят жителей близлежащих районов; в Дании дороги покрывают специальным пористым покрытием, которое поглощает шум колес; в Москве тоже кое-что предпринимают, хотя и не в таких масштабах. Кроме того, существуют градостроительные решения, которые позволяют бороться с шумовым загрязнением: линейно построенный город будет более шумным, чем город с домами в шахматном порядке.\nВ общем, послушайте, не пожалеете.\nИ еще пара интересных выпусков:\n— про то, как понять и простить бабушкин ремонт, а заодно и евроремонт 2000-х;\n— про архитектуру российских окраин и способах ее улучшить.\nПоставила ссылки на Яндекс.Музыку, но есть и на всех остальных платформах.
Весной много спорили про новый национальный флаг России. А мне вспомнился ’New russian flag’ — стародавний проект архитектора Бориса Бернаскони. У него в 2002 году возникла идея, что с каждым новым президентским сроком должно происходить 15-процентное смешение цветов на триколоре. Так к 2024 году он превращается в сиреневое знамя.\nКонечно, это несерьезная, по большей части ироническая вещь. Но ее можно рассматривать как попытку прорваться сквозь скрепы и показать, что государственная символика может и должна меняться — как и власть в стране.
Увы, в Токио все-таки демонтируют башню «Накагин», уникальный жилой объект японского метаболизма. 5 лет назад, когда я только начинала вести этот канал, мне уже доводилось писать об этом здании; тогда оно было под угрозой сноса из-за плохого состояния конструкций, но градозащитники и просто неравнодушные люди много лет пытались найти средства на реставрацию. \nКаждая из 140 квартир «Накагина» — съемный автономный модуль, который прикреплен к одному из двух ядер с лифтовыми шахтами. Архитектор Кисё Курокава создал его, опираясь на принципы архитектурного метаболизма — визионерского направления, придуманного в Японии после Второй мировой войны. Метаболисты считали, что здания и города можно развивать и наращивать подобно клеткам живых организмов: не уничтожать старое подчистую ради строительства нового, а дополнять и заменять лишь отдельные фрагменты. \nЭто обеспечивало проектам бессмертие — но лишь в теории, так как с началом глобального кризиса 1970-х от метаболистских проектов отказались из-за их дороговизны, а «Накагин» так и остался единственным в своем роде многоквартирным домом. Даже если не принимать во внимание его ветхость, для жизни он подходил очень условно: в квартирах-ячейках размером всего 2,5×4 метра было тесновато, и владельцы предпочитали сдавать их через Airbnb или приспосабливали под офисы. \nОдин из модулей с сохранившейся обстановкой и встроенной техникой уже демонтировали и перевезли в Музей современного искусства Сайтамы. Еще одну ячейку планирует выкупить Центр Помпиду. Что будет с остальными — пока неясно. Собственники проводят краудфандинг, чтобы отремонтировать и переместить их в другое место, и снова сдавать в аренду.
Ясуо Морияма — мужчина средних лет, который прожил большую часть жизни уединенно, никогда не летал на самолете и не покидал родной Токио. Он захотел построить дом, большую часть которого мог бы сдавать в аренду, и обратился за проектом к Рюэ Нисидзаве — одному из основателей бюро SANAA. \nНисидзава выслушал клиента и сказал: «Вам не нужен дом. Вам нужна деревня в лесу. Но в центре Токио». Он нарисовал примитивную схему: не одно большое здание, а много маленьких, с растущими между ними деревьями. Морияма согласился на проект и занял половину из десяти объемов. Вторую половину он сдает в аренду. \nПервые арендаторы Мориямы в большинстве своем были молодыми архитекторами из офиса Нисидзавы или редакторами журналов о современной архитектуре. Так что дом быстро приобрел культовый статус — а Морияма неожиданно обрел компанию друзей. И это стало для него едва ли не более ценным, чем возможность за счет ренты оставить нелюбимую работу и заняться тем, что увлекало его по-настоящему — чтением книг и прослушиванием пластинок (под них теперь отведена специальная подземная комната).\nПро историю этого проекта и его владельца есть фильм ’Moriyama-San’, снятый Илой Бекой и Луиз Лемуан. Все картинки — кадры оттуда.
Мне нравится, что у Венецианских биеннале всегда есть мета-уровень. Когда в прошлый раз объявили тему “How will we live together?”, пандемия ответила на этот вопрос лучше любого архитектора. Павильон России, который к той выставке как раз привели в порядок, теперь пустует — в качестве главного и единственного экспоната стоит охранник. И это тоже очень красноречиво
Никогда до сегодняшнего дня не задумывалась, как отмена крепостного права повлияла на домостроение. А повлияла она грандиозно: появлялось все больше зажиточных крестьян и они уже не боялись демонстрировать богатство, а потому — куда активнее украшали жилье. \nЭто вовсе не значит, что до того на домах не было декора — просто именно в тот момент он становится пышным и массовым. Появились мезонины, объемные фронтоны, росписи и накладные узоры, а позже, в начале XX века — кружевные наличники. В том же XIX веке жилье начинают отапливать «по-белому» (печью с трубой) и распространяется новый тип крыши — со стропилами. Так по всей стране возникли деревенские дома в их привычном виде.
Сегодня российские войска выпустили несколько десятков ракет по Киеву и другим украинским городам. Пострадали корпуса КНУ, в том числе здание биофака (см. фото) — уникальный модернистский проект местных архитекторов Вадима Ладного, Михаила Будиловского и Владимира Коломийца. Выбиты стекла, уничтожены лабораторные помещения, повреждены витражи с изображениями цветов и животных. Погибли люди — и они гибнут в обстрелах каждый день на протяжении большей части этого года. \nДругих итогов 2022-го у меня для вас нет. Будьте прокляты те, кто развязал эту войну и кто ей поклоняется.
Читатели не из Москвы, простите меня, я сегодня вновь с местной повесткой — и на этот раз по грустному поводу. \nНа этой неделе стало известно, что ко Дню города власти заготовили нам специалитет — реконструкцию Сыромятнического тоннеля. Что, опять? — спросите вы. Да, опять: из-за грядущих строительных работ с понедельника под аркой перестанут ходить трамваи, о чем как бы между прочим сообщили в Дептрансе. \nКогда арку пытались реконструировать в прошлом году, на сайте подрядчика появился рендер, который затем скоропостижно исчез. В этот раз визуализаций вообще не представили — сюрприз будет. \nЧто можно сделать за выходные? Как минимум, подписать новую петицию. И рассказать как можно большему числу людей, что одной из заповедных зон Москвы в очередной раз пытаются причинить пользу. \nКартинка — кадр из фильма «Такси-блюз»
Полное объяснение этого феномена тянет на диссертацию, а здесь я ограничусь мнением Сергея Малахова и Евгении Репиной, которые преподают в СамГТУ. Инновации, реновация, благоустройство и прочий улучшайзинг в рамках городской среды преподносятся как безусловное благо. Но люди сторонятся слишком хорошо отшлифованных объектов, которые потеряли характер и уникальность. Нам трудно без «сложностей и противоречий», о которых писал Роберт Вентури, потому что в природе пространства многозначны и сложны, а архитектор нередко начинает их упрощать. \nНа эту тему у Сергея и Евгении будет хороший воркшоп в рамках фестиваля «Открытый города». Поговорят как про роль архитектора в новых условиях, так и о праве горожан на отсутствие архитектора. Воркшоп проходит в онлайне, посмотреть анонсы, зарегистрироваться на него и другие события фестиваля можно вот тут (ссылка в шапке профиля). \n Фотографии: серия «Шесть соток» Федора Савинцева
Тюрьма Вальпараисо, в которой содержались политические заключенные во время диктатуры Аугусто Пиночета, закрылась в 1999 году и вновь открылась в 2013 году в виде парка культуры. Прошлые экспонаты включают фреску «Пабло» (Для Пабло) китайского художника Ай Вэйвэя — дань уважения чилийскому политическому деятелю, лауреату Нобелевской премии по литературе Пабло Неруде. О причинах смерти Неруды до сих пор спорят — по одной из версий, он был отравлен неизвестным ядом по приказу Пиночета.
Этическая сторона подобных проектов в любом случае вызывают много вопросов. Подтверждает это прошлогодняя история с отелем Malmaison Oxford в историческом здании тюрьмы, закрытой в 1996 году. Комик Анна Серегина опубликовала в Твиттере фотографии людей, которые делали снимки на фоне отельных интерьеров, и написала: «Найдена тюрьма, переделанная в отель для инфлюэнсеров 🥰». \nПосле этого отель активно критиковали в СМИ и соцсетях. Один из комментаторов под твитом Анны написал: «Однажды, после упразднения тюрем, мы будем относиться к тюрьмам так же, как сейчас относимся к плантациям. И люди будут продолжать делать это [фотографироваться] по той же причине, по которой плантации становятся отелями и местами для проведения свадеб».
Послезавтра архитектурный критик Николай Малинин будет рассказывать, что такое современный деревянный русский дом — в прошлом году у него на ту же тему выходила совершенно дивная книга со 100 лучшими примерами частных проектов из дерева. Послушать можно где угодно: выступление пройдет онлайн в лектории Skillbox. Регистрироваться вот тут.
Невероятно, но вчера этому каналу исполнилось пять лет. Огромное спасибо всем, кто меня читает. И особенно тем, кто что-то советовал, рассказывал и предлагал все эти годы. \nПрикладываю в качестве иллюстрации Новый музей Дэвида Чипперфильда — в знак того, что даже самые невероятные вещи возможны, если очень сильно любить архитектуру.\n❤️
Визуализация редко обходится без 3D-изображений. Качество картинки особенно важно при работе с жилой архитектурой и интерьерами квартир — здесь заказчики чаще ориентируются на эмоциональный опыт и его проще передать в трехмерном формате.\nМаксимально подробный курс по созданию интерьеров в 3ds Max PRO разработал Сергей Щербак — архитектор, визуализатор, в прошлом сотрудник студии Артемия Лебедева. Это онлайн-интенсив для дизайнеров, архитекторов и тех, кто только начинает разбираться в 3D. Курс из более 100 небольших уроков по конкретным темам. За 2 месяца научат работать с интерьерами и создавать реалистичные материалы, детали и освещение. \nЭто первая русскоязычная школа, которая дает официальные сертификаты Corona Certified User.\nУзнать больше и пройти бесплатный тест-драйв можно вот тут: https://ssergs.ru/y/ba2f3d5 А по промокоду DOMIKI будет скидка 22% при покупке любого курса до 31 декабря 23:59 по Москве. \nВсе картинки к этому посту — работы студентов Сергея
И второе. В Москве сотни фабрик и заводов, в том числе исторических. Их адаптировали под постиндустриальный мир, но говорить про них пока как будто бы не очень умеют — к прошлому этих зданий подходят формально и оно редко становится темой для выставок и спектаклей. Историк-урбанист Сергей Никитин-Римский придумал, как про это рассказывать, и поставил «Красный вольфрам» — спектакль-бродилку об истории Электрозавода. \nСпектакль иммерсивный, так что каждому зрителю достается роль реального персонажа, который трудился здесь в годы первых пятилеток — исходником для реплик стали письма, выдержки из документов и некоторых книг, в том числе моего любимого «Московского дневника» Вальтера Беньямина. Выглядит это так: вы два часа перемещаетесь по коридорам и дворам неоготического гиганта, знакомитесь с его историей, слушаете музыку 20-х и 30-х. И, конечно же, строите коммунизм. И архитектура здесь — не просто декорация, а реальный свидетель побед и разочарований вашего героя.
«Пред зодчим, умудренным машиной, стоит теперь сложная задача выбора материалов, а если этого выбора нет, еще более трудная проблема приспособления к существующим. Рациональная организация этих последних — важнейшее дело зодчего. Не скрывать материал штукатурным слоем станет современный архитектор, а по возможности четко и откровенно его выделит, используя и подчеркивая его свойства. При всей общности языка современного стиля появятся самые разнообразные модификации его, как то: стиль дерева, бетона, стиль железа и стекла или железобетона, ибо задачи зодчего, как и конструктора машины, заключаются не в произвольной импровизации, а в разумной организации материала, которым он располагает. А в этой работе тщательная экономия энергии материала станет вполне естественным явлением».
The Guardian написали на эту тему классный, исполненный милоты материал. Например, жители одного из таких домов на Хэллоуин наняли актера, которого переодели в Смерть из рассказа Терри Пратчетта «Мрачный Жнец» (последнее фото), и тот в течение двух часов переправлял «души» по склону под жуткие завывания. \nДругой герой текста рассказывает: «Иногда я прихожу домой и обнаруживаю фуникулер не в том положении, в котором я его оставил. Я делаю вывод, что им пользовался курьер, чтобы доставить посылку до дома. И я рад, что это приносит удовольствие и немного облегчения [не только мне, но и] другим людям».
Канал Музея транспорта Москвы вышибает слезу диафильмом о приключениях снегоуборочной машины. Вообще у ребят много интересного: там и статьи из легендарного советского журнала «Техническая эстетика», и редкие архивные кадры архитектуры, связанной с транспортом, в том числе моя большая любовь — уже не существующая «оттепельная» остановка из стеклоблоков в Косино.