Haiku Daily

​​«КАК СТАТЬ ЛЯГУШКОЙ. ПЯТЬ ХАЙКУ О ЯПОНСКОМ ЛЕТЕ»\nДорогие минасан, решила повторить этот чудесный курс, который неожиданно стал одним из самых любимых. Он будет интересен многим, кто увлечен японской культурой.\nМы окунемся в японское лето через сезонные образы: узнаем, как дарить летние подарки, познакомимся с японскими красавцами, попробуем японские летние угощения, побываем на службе в буддийском храме, прикоснемся к черному юмору в хайку, перевоплотимся в лягушку и полюбуемся на главный японский символ — летнюю Фудзи.\nТакже мы изучим вопрос поэтического вдохновения. Мы проследим, как японские поэты смело брали идеи из китайской и европейской поэзии, а также ответим на вопрос, можно ли заимствовать все слова чужого стихотворения и при этом сделать его своим собственным, просто поменяв слова местами.\nКурс будет состоять из пяти занятий, на каждом из которых мы разберем одно хайку одного японского поэта или писателя:\n- прочитаем оригинальный текст произведения (с подстрочника)\n- разберем каждое слово стихотворения\n- послушаем, как звучит японский поэтический текст\n- ознакомимся с контекстом\n- обсудим каждое произведение\nВ этом курсе акцент сделан на таких произведениях, которые помогут всем участникам пережить практически телесное ощущение от японского лета.\nЯ уверена, что это возможно!\nЗнать японский язык, чтобы пройти этот курс, не обязательно: занятия устроены таким образом, чтобы каждый мог работать с коротким подстрочником.\nКурс займет 9 дней — с 24 июля по 1 августа. Будет проходить в закрытой группе в Телеграме, куда раз в несколько дней я буду высылать подстрочник и аудио файл. Курс устроен таким образом, что можно делать задания в собственном ритме.\nГде: на платформе Telegram\nСтарт: 24 июля\nОкончание: 1 августа\nСтоимость: 2500 рублей\nЕсли вы заинтересовались курсом, а также если у вас остались вопросы — напишите мне личное сообщение!\nНА ФОТО: Пародийная гравюра Утагавы Куниёси, где в виде лягушек он изобразил двух женщин — юную Конами и её мать Тонасэ, которые следуют в Киото. Это сцена из известной пьесы для театра Кабуки. Впрочем, здесь самое смешное, что даже Фудзи выглядит настоящей лягушкой :)

​​ФАЛЬШИВКА В НЕБЕ\nОдзаки Хосай — один из самых известных поэтов хайку в свободном стиле. Ему принадлежит, пожалуй, самое короткое хайку в истории японской литературы, которое обычно включает во многие учебники и статьи по японской поэзии. \nОдзаки Хосай известен своими «хайку в свободном стиле»: он не следил за размером в 5-7-5 слогов и часто обходился без сезонных слов, а значит, его стихи универсальны и подходят для чтения в любой момент жизни:\nБудто ложь среди белого дня\nВ полдень в небе луна\nうそをついたやうな 昼の月がある\nусо-о цуйта ё:на/ хиру-но цуки-га ару\nСправедливости ради отмечу, что многие японцы воспринимают это стихотворение как осеннее, ведь луна — это главный осенний сезонный символ. \nОднако для меня лично оно скорее про лето. Ведь именно летом луна поднимается высоко над горизонтом, а осенью дневная луна висит так низко над горизонтом, что не каждый её разглядит.\nДневная луна оставляет ощущение фальши, чего-то неестественного. Слишком уж она блеклая и иллюзорная. \nУ Одзаки Хосая были довольно сложные отношения с окружающим миром, возможно, поэтому даже на небе он видел подтверждение своему жизненному выбору: одиночество и невозможность вписаться в социум\nНА ФОТО: Не смогла найти художественного изображения летней дневной луны, поэтому пусть будет самая настоящая ночная осенняя луна. Гравюра Утагавы Хиросигэ «Вечерний вид на Сарувакатё» из серии «Сто знаменитых видов Эдо». \nЕсли найдете классную дневную луну, поделитесь со мной, пожалуйста :)

​​УДОВОЛЬСТВИЕ ОТ ТЕКСТА\nКаждый раз, когда наступает лето, хочется в очередной раз признаться в любви к Бусону, светлому гению японской поэзии, мастеру позитивной красоты, который не стесняется положительных образов. \nМожет быть поэтому он не так популярен, как его предшественник Басё, гений мрачной красоты и печали? Нам почему-то ближе грустные стихи. Печаль мы переживаем интенсивнее, чем радость. \nКогда читаешь летние стихи Бусона (а у него больше всего именно летних хайку), то проживаешь один положительный опыт за другим. Мне кажется, что это очень терапевтично — замечать красивое и испытывать благодарность за эти чувства. \nНапример, ты наслаждаешься летними запахами:\nАромат лотоса!\nНа два суна оторвался\nСтебель от воды\n蓮の香や水をはなるる茎二寸\nхасу-но ка я/мидзу-о ханаруру/ куки нисун\nБлагодаря этому хайку я узнала, что максимальный аромат листья лотоса источают, когда стебель вытягивается и отделяется от поверхности воды на два суна, то есть на шесть сантиметров. Вот такая занимательная математика! Я раньше думала, что пахнут только цветы лотоса, а вот про такие детали и не знала.\nНаслаждение запахами можно объединить с наслаждением летними звуками, которые материализуют ощущение прохлады в жаркий день: \nПрохлада!\nОтрывается от колокола\nКолокольный звон\n涼しさや 鐘をはなるゝ かねの声\nсудзусиса я/ канэ-о ханаруру/ канэ-но коэ\nМне кажется, что особенное удовольствие испытываешь, когда связываешь эти два текста в один, с помощью глагола «ханаруру» (покидать, отделяться, отстоять), который есть в оригинале обоих хайку.\nСтебель лотоса покидает воду точно так же, как колокольный звон покидает колокол! \nНА ФОТО, Отдельное удовольствие сопроводить летние хайку Бусона гравюрой Кавасэ Хасуя «Пруд Бэнтэн в Сиба». Сейчас этот пруд тоже существует, а цветы лотоса должны полностью раскрыться к середине июля

Вчера я получила «донат за творчество» и поняла, что толком не поблагодарила всех своих дорогих подписчиков и меценатов за вашу поддержку в этом году. Фу, быть такой невнимательной! Поэтому сегодня хочу сказать огромное вам спасибо!\nБлагодаря всем вам я чувствую себя как золотая рыбка в прохладной воде — в тени ярко-зелёных листьев клена :)\n@Хирота Хякухо (1876～1955)

​​ХУДЫЕ И ХОЛОДНЫЕ \nКогда я изучаю лица эдосских красавиц на гравюрах, не могу отделаться от ощущения, что они все очень похожи друг на друга. Не уверена, что не специалист сможет так уж легко отличить красавиц Утамаро от красавиц того же Эйси. Однако есть один художник, у которого красавицы обладают одним выдающимся качеством — у них худые лица. Часто еще добавляют, что и общий вид у них «холодный», но это, пожалуй, уже оценочное мнение. \nТак или иначе, мне кажется, что это лучший тип красавицы для созерцания жарким японским летом. Кроме эстетического наслаждения, можно получить еще и приятные физические ощущения: смотришь на такую и внутренне охлаждаешься. \nХудожника, который создавал этих худых и холодных красоток звали Эйсёсай Тёки, который вместе с Утамаро учился у одного мастера. \nСегодня я сама наслаждалась его работой «Охота на светляков». Она совершенное точно обладает охлаждающим эффектом: кроме красавицы здесь есть еще магические желтые шары светлячков на темном небе и небольшой ручей внизу, вдоль которого цветут ирисы, еще один признак японского июня. И светляки и ручей (только представьте его журчание!) — охлаждающие символы. \nОбратите внимание и на элегантную коробочку в руке красавицы. Это домик для «муси», то есть для всяких разных насекомых, включая светлячков. \nЗаодно я перевела ироничное хайку Басё про неудачную охоту на светлячков. У него нет красавицы, но сама ситуация, в которую попал поэт, пожалуй, охладила его чувства посильнее женской красоты: \nВот я дурачок:\nВ темноте схватил колючку \nЭх ты, светлячок!\n愚に暗く茨を掴む蛍かな\nгу-ни кураку/ибара-о цукаму/хотару кана

​​ЖЕЛУДОЧНЫЕ МОНСТРЫ\nВ японском языке есть выражение «хара-но муси га осамаранай»　腹の虫が治まらない, которое означает «жук/червяк в желудке не унимается». Так говорят, когда ты рассердился и никак не можешь отпустить ситуацию, все злишься и злишься. \nИдиома с «жуками в желудке», как легко догадаться, уходит корнями в суровую древность, когда люди до конца не понимали, откуда же берутся болезни. \nДревние японцы изначально думали, что все недуги происходят из-за того, что демон («они» 鬼) вселяется в тело человека. Однако потом перевели стрелки на жуков, возможно решили, что с демонами человек бороться в любом случае не может. Вот так, якобы, «муси» стали причиной всех болезней. Когда же в Японию пришла западная медицина, то эти предрассудки про жуков исчезли, но в языке следы «муси» остались до сих пор. \nВ Национальном музее Кюсю хранится прелюбопытнейший манускрипт 1568 года — «Записки об иглоукалывании» (хари кикигаки　針聞書 ), где отрисовано и описано 63 разнообразных «муси». Каждый «муси» отвечает за отдельную болезнь. Ведь чем больше всяких «муси», тем больше дел у врачевателей! Чтобы избавить человека от «муси» надо было точно попасть иголкой в нужное место. Кроме акупунктуры использовались также лечебные травы. \nКогда смотришь на картинки, то многие «муси» вызывают скорее симпатию. Они похожи на персонажей мультфильмов, да и называют их теперь не только по старинке «хара-но муси» (жуки в животе), но и по-модному «стамакку монстаа» (stomach monster スタマック・モンスター), то есть «желудочные монстры», сокращенно «ста мон» スタ・モン. Сразу и не догадаешься, как так получилось. В Музее Кюсю из этих «муси» сделали настоящий бренд и наносят их на все, что угодно — от прозрачных файлов до мягких детских игрушек.\nНа самом деле, я думаю, что у тогдашних японцев была очень удобная картина мира. Например, в этом трактате описывается «муси», который делает из человека пьяницу. Есть другие «муси», которые вызывают светобоязнь, раздражительность, депрессию или ненависть во всему в мире. \nА есть очень загадочный «муси», на который не действуют никакие лекарства, зато он любит выпить сладкого сакэ и заставляет человека болтать без умолку. Мне он очень нравится внешне: у него на голове белая шапочка по форме почти как у Наполеона и безумный взгляд! \nНа сайте самого музея можно рассмотреть некоторых «муси». Жалко, что «муси»-выпивоха, отвечающий за пьянство не вошел в эту подборку

​​МОНА ЛИЗА И ПЛЕСЕНЬ. ЧТО ОБЩЕГО?\nКажется, что японская поэзия — само изящество, где благоухают пионы и порхают бабочки. Или может быть это мы выбираем стихи про симпатичное, а всякое противное отбрасываем, считая это японскими чудачествами. \nНо раз уж сейчас в Японии сезон дождей, то почему бы не углубиться в изучение вечного спутника этого сезона, а скорее вечной спутницы — плесени. Успела ли она распространить свои споры и сюда? \nКонечно, еще как успела! Это очень популярное «киго» (сезонное слово). «Споры плесени» в хайку будут зваться «цветами плесени» — каби-но хана. Ну как тут не залюбоваться? \nКопаюсь в вещах\nНа указательном пальце \nПлесень расцвела\nもの探る　ひとさしゆびに　黴の花\nмоно сагуру/ хитосаси юби-ни/ каби-но хана\nПод этим хайку поэта Хаяси Сё, я уверена, подписалась бы практически любая японская домохозяйка, которая ведет ежедневную борьбу с плесенью и зачастую проигрывает. Да и почему только домохозяйка? Любой японец, который немного оброс вещами, наверняка, столкнется с этими «цветами» на кончиках своих пальцев. Я даже задумалась, уже не плесень ли подталкивает японцев к радикальному минимализму?\nПоэт Ямагути Сэйсон рисует практически анатомическую картину дома, который захвачен плесенью. Непонятно, дом умирает или нет? Хайку строится на слове ゼンマイ «дзэммай» — это одновременно японский папоротник (Osmunda Japonica) и пружина. Ведь действительно, побеги папоротника раскрываются подобно пружине. Есть в этом что-то от мифологических миров Миядзаки, который в одном из интервью признался, что хотел бы, чтобы планета вся заросла зеленью, чтобы трава победила рукотворный мир:\nУ кресла кишки —\nПружинками папоротника\nПлесень по дому\nゼンマイは　椅子のはらわた　黴の宿\nдзэммай-ва/ ису-но харавата/ каби-но ядо\nВторое хайку Ямагути Сэйсона в этой подборке, безусловно, моё любимое: про тех книголюбов, кто чахнет летом над манускриптами. Что ж, узнаю себя, узнаю: \nСредь тысячи \nЗаплесневелых книг\nИ я заплесневел\n万巻の　黴の書の中　われも黴び\nманган-но/каби-но сё-но нака/ варэ-мо каби\nНе смогла я пройти мимо котиков, тем более, что в хайку Сайто Санки их целая семья. Поэт как будто раздумывает, кто же занял дом: коты или плесень? Хотя ответ очевиден:\nЦелая семья котов\nБеззвучно входит и заходит\nПлесень в дом\n猫一族の　音なき出入り　黴の家\nнэко итидзоку-но/ ото наки дэири/ каби-но иэ\nОтличный пример авангардного хайку того же автора — Сайто Санки, а заодно ответ на вопрос, что общего может быть у шедевра Леонардо и обычной плесни. Оказывается, очень много, вплоть до цветовой гаммы: \nМона Лиза\nИ ночью не дремлет\nПлесени цветок\nモナリザは　夜も眠らず　黴の花\nмона ридза-ва/ ёру-мо нэмурадзу/ каби-но хана\nЗакончу я на философской ноте. В этом хайку поэта Като Сюсона плесень, конечно же, перестает быть физическим объектом. Я воспринимаю это трёхстишие как своеобразный японский ответ на первую главу из «Дао-дэ цзин». Вы же помните? «ДАО, которое может быть выражено словами, не есть истинное дао»: \nЗаплесневелость:\nЧто стало словом,\nТо уж устарело\n黴の中　言葉となれば　もう古し\nкаби-но нака/ котоба-то нарэба/ моо фуруси\nНА ФОТО: Симамура Кандзан (1873-1930). «Богиня-бодхисатва Каннон с рыбной корзиной». Её лицо вам тоже кажется смутно знакомым? Когда художник был в Париже, то усердно копировал Леонардо, ну а потом решил объединить главный европейский женский образ с главным японским. \n«Хорошие художники копируют, великие художники крадут»

​​КТО ВЫ, HAIKU DAILY?\nКогда меня называют переводчиком, то я чувствую легкое внутреннее сопротивление. Ну какой я переводчик?! \nДля переводчика важен сам перевод. А мне, чего уж тут, не так интересно переводить чужие мысли, мне есть что сказать самой. \nДля Haiku Daily перевод любого японского стихотворения — не самоцель, а лишь способ рассказать свою историю. Поэтому я занимаюсь не переводами, а, смею надеяться, литературным творчеством: пишу свой собственный поэтический дневник, а стихи в него подбираю по единственному критерию кроме сезонности — они должны в данный момент резонировать с тем, что происходит у меня внутри. \nИногда мне кажется, что я ближе всего к современным художникам, которые выбирают разные «медиумы», через которые доносят до зрителей свои творческие концепции. Так сложилось, что моим «медиумом» стала японская поэзия. \nСегодня, например, мне ближе всего оказался Нозава Бонтё (один из учеников Басё), который описывает состояние человека во время сезона дождей: он вынужден закрыть окна своего домика, чтобы летние дожди не затопили пространство. Думаю, вы легко сможете представить, какие там стоят «ароматы» в жаркий день:\nЗатяжные летние дожди! \nВо мшистом скиту и я сам \nМаринованный овощ\n五月雨や苔むす庵の香の物\nсамидарэ я/ кокэмусу ан-но/ коо-но моно\nОтдельное удовольствие видеть, как именно записано слово «маринованные овощи» по-японски: оно состоит из двух иероглифов — «душистый» (香 коо) и «объект» 物 (моно). \nВо времена Бонтё под «маринованными овощами», кажется, понимали именно дайкон (такуан), ферментированный в пасте мисо. Получается, что мисо отвечает в этом стихотворении за «ароматность». Любопытно, сколько современных людей найдут этот запах привлекательным?) \nПока размышляла над этим хайку, прочитала ужасно милый текст про японские маринады, где автор подчеркивает, что эпитет «ароматный» (香 коо) подходит только к исконно японским маринадам и соленьям, а вот кимчи или европейские пикули не подпадают под определение «душистых объектов». \nМне кажется, что это хайку идеально передает тягучее настроение сезона дождей, когда даже дышать тяжело. Ты весь липкий и будто «ватный». Читаю это трёхстишие и не могу отделаться от ароматов: я тут слышу запахи влажного мха и японских солений. С помощью этих образов Бонтё рисует психологическое состояние своего лирического героя. Вот и я чувствую себя сегодня такой же — замаринованной :) \nПожалуй, это одно из лучших японских стихотворений про сезон дождей, без клише и вечных гортензий (которые я, конечно же, нежно люблю, но сколько можно?) \nНА ФОТО: Чайный домик «Кокэмусиро» в префектуре в городке Сэйё (префектура Эхимэ). Вот бы нырнуть в такой зеленый пейзаж из мха и криптомерий, особенно в сезон дождей

​​САМИДАРЭ или ЦУЮ?\nКогда в Японии зацветают прекрасные адзисаи (то есть гортензии), а случается это обычно в начале июня, то мы понимаем, что начался знаменитый японский сезон дождей. \nЗнаменит он, собственно, тремя обстоятельствами: роскошным цветением гортензий, легким депрессивным настроением и вездесущей плесенью, которая появляется с необыкновенной скоростью, стоит только хозяйке зазеваться. \nКак любой человек, которому повезло заниматься вещами изящными, — поэзией, литературой и языком — я больше обращала внимание на прекрасное, то есть на гортензии и перевела несколько хайку, где именно гортензия становится отправной точкой поэтического чувства. \nНо в этом июне я вдруг поняла, что никогда не задумывалась, зачем японцам два слова, оба из которых обозначают «сезон дождей»? \nС одной стороны, я уже давно заметила (и смирилась), что на многие вопросы в японской культуре нет четкого ответа. С другой, решила все же попытаться как-то научиться различать два этих слова. \nСАМИДАРЭ 五月雨 записывается иероглифами, которые означают «дождь мая», а если быть более дотошной, то «дождь пятого месяца». Конечно же, это вводит в заблуждение, так как мы четко знаем, что «сезон дождей» начинается с шестого месяца. Но «самидарэ» говорит про лунный календарь. Поэтому японские поэты сегодня в шестом месяце (июне) будут прославлять «дождь пятого месяца» и находить это созвучным своему настроению. \nЦУЮ 梅雨 составлено из двух иероглифов «слива» и «дождь», поэтому это дождь, который идет, когда начинают зреть плоды сливы. Другими словами «сливовый дождь». Помню себя на занятии японским в университете, когда впервые услышала про цую и очень ярко представила себе необыкновенную картину, когда с неба падают спелые сливы. \nВ принципе оба слова обозначают одно и то же, но все же есть нюансы. \nКто-то пишет, что самидарэ используют для описания самого дождя, а вот цую — для описания сезона. Однако мне больше всего нравится другое объяснение, и ,пожалуй, я с ним соглашусь. \nЧтобы почувствовать разницу этих двух слов попробуйте их произнести медленно, а еще лучше попробуйте их пропеть. Вы сразу почувствуете физическую разницу. \nДело в том, что САМИДАРЭ— это древнее придворное поэтическое слово, которое появляется еще в 10 веке во времена древней императорской поэтической антологии «Кокинсю». А в те времена стихи назывались «песнями», и их конечно же, пели. «Вака» — это так называемая «японская песня», которая сейчас стала пятистишием танка. \nА вот слово ЦУЮ появилось в японском языке позже — с конца 16 века. Это жаргонно-разговорное слово не могло появиться в поэзии «вака», зато стало широко использоваться в поэзии «хайкай». \nЗабавно, что сегодня в хайку используются оба слова, и их больше не делят на «придворное» и «просторечное». Или делят?))\nСегодня я перевела депрессивное хайку Такахамы Кёси. В нем он использует «просторечное» слово цую, которое, однако, в 20 веке уже не звучит как вульгаризм:\nСезон дождей\nКлонит ко сну и думам\nО тихой смерти\n梅雨眠し安らかな死を思ひつゝ\nцую нэмуси/ ясуракана си-о/ омоицуцу\nКак прекрасно с помощью повторяющихся звуков «си» передал Кёси ощущение сонливости и упадка сил. И не менее прекрасно, на мой слух, тут звучат капли дождя — вот эти цу-цу-цу в начале и конце хайку\nНА ФОТО: Кабураги Киёката (1878—1972). «Солнце во время сезона дождей». Прекрасная бытовая зарисовка: небольшая передышка между затяжными дождями, выглянуло солнце и барышня отбросила зонтик и старательно развешивает кимоно на просушку, а на заднем фоне пышно цветут гортензии адзисаи

​​ЯПОНСКИЙ ДЛЯ УДОВОЛЬСТВИЯ \nДорогие друзья, я расширяю свою преподавательскую деятельность и готова взять еще несколько учеников, которые хотят начать изучать японский с нуля для онлайн занятий.\nЯ точно не достигатор, поэтому никаких чудес обещать не могу. Я не готовлю ни к каким экзаменам и не возьмусь за обучение маленьких детей.\nМои занятия больше подойдут тем, кто хочет изучать японский для удовольствия в комфортном ритме. \nЯ использую японскую программу Маругото, которая позволяет очень нежно нырнуть в японский язык. Эх, каждый раз на уроке думаю, почему у нас не было такого чудесного учебника?!\nВ Японии сейчас даже есть такое направление — «ясасий нихонго», то есть «простой японский» или «щадящий, нежный японский». Именно так я и стараюсь работать.\nБуду рада тем, кто боится приступить к японскому, кто уверен, что у него ничего не получится и что у него вообще нет способности к языкам. \nДумаю, что лето — прекрасное время, чтобы научиться готовить и писать по-японски)\nЕсли вам интересно, пишите в личку @semida

​​КУРАСИ. ЧТО ЗНАЧИТ «ЖИТЬ»?\nМеня спросили в комментариях, а будет ли у меня перевод стихотворения Исигаки Рин «Жизнь»?\nНа самом деле я хотела дать его вместе с переводом «Моллюсков», но решила все же выдержать немного паузу, чтобы не сложилось ощущение, что это очень кровожадная поэтесса. \nЭто стихотворение, пожалуй, еще более драматичное, так как тут немного проявляется и личная история Исигаки Рин, у которой были сложнейшие отношения с семьей. В других стихах она откровенно пишет, что «ненавидит, ненавидит, ненавидит» родительский дом. То есть трижды повторяет это слово. \nКажется, это стихотворение тоже считается программным в её творчестве:\nЖИЗНЬ (КУРАСИ)\nПрожить нельзя, если не съесть:\nВареного риса\nОвощей\nМяса\nВоздуха\nСвета\nВоды\nРодителей\nСестер и братьев\nУчителей\nМы проедаем деньги, душу\nИначе не прожить\nПоглаживая свой наполненный живот\nИ утирая рот я вижу: \nРазбросаны по кухне\nХвосты морковки\nКости курицы\nКишки отца\nСороковой закат\nВ моих глазах впервые слезы зверя\nНА ФОТО: Необыкновенно романтичная иллюстрация Икэда Тэруката и Икэда Сё:эн к произведению Идзуми Кёка, которое называется «Аи-аи гаса» (相合傘). \nЭто выражением означает «идти под одним зонтом», однако его также можно прочитать как «зонт любви-любви», ведь слово «любовь» тоже произносится как «аи». В Японии идти под одним зонтом воспринимается как чрезвычайно романтичное поведение. В нашей культуре влюбленные подростки вписывают свое имя и имя возлюбленного в сердечко, а в японской — под зонтик :)

​​КИРИН И СВЯТЫЕ ЛЮДИ \nЛюбите ли вы пиво? Я люблю, особенно летом, когда в жару делаешь первый глоток. Мне очень нравятся восточные сорта пива. Если оказываюсь в азиатском ресторанчике, то всегда заказываю китайское, вьетнамское, тайское или японской пиво. \nСмешно, но китайское пиво Циндао я полюбила из-за японской поэзии. Просто потому что узнала о нем из сборника «Юбилей салата» японской поэтессы Тавары Мати. В одной из глав (кажется, эта глава называется «Корабль-лето») она описывает свое путешествие в Шанхай и вот там как раз упоминается Циндао. \nЯ знаю, что китаисты воротят нос от Циндао. Дескать, это самое банальное пиво, которое, к тому же производит главный пивоваренный гигант, но моя любовь — эмоциональная, а не рациональная. Так случилось, что пиву Циндао я изначально выписала большой кредит доверия и пока не готова его отозвать. \nСортов японского пива я знаю больше, но в Москве еще студенткой самым первым я попробовала Кирин — купила в дорогущем магазине в старом здании гостиницы Москва. \nОбычно слово «кирин» переводят как «жираф», но если посмотреть на этикетку того же пива, то там изображен вовсе не жираф, а какое-то мифическое существо, что-то среднее между драконом и единорогом. \nКирин, как и многие другое, прибыл в Японию из Китая. Это мифическое существо Цилинь, которое кроме всего другого предвещает появление святых. Интересно, думали ли об этом любопытном свойстве своего талисмана производители японского пива? \nКирин-Цилинь подбросил мне еще одну сложную задачку. Переводить поэта Канэко Тота всегда трудно, но тут было особенно тяжко сформулировать смысл по-русски. А также надо было решить, кого выбрать в переводе? Мифологическое существо или биологическое? Пришлось объединить жирафа с благой вестью, хотя, наверное, это не очень правильно. Но, с другой стороны, ноги Цилиня читателям будет представить труднее:\nБлагая весть идет\nКак будто на ногах жирафа\nЛетний человек\n麒麟の脚のごとき恵みよ夏の人 \nкирин-но аси/ но готоки мэгуми ё/ нацу-но хито\nОдин комментатор Тоты пишет, что под «нацу-но хито» (дословно «летний человек», «человек лета») поэт подразумевает женщин, поскольку он сам мужчина. Я все же решила не идти по этому пути, пусть будет просто «человек». В конце концов стройные ноги могут быть и у мужчин, и у женщин \nНА ФОТО: Нашла грустного Кирина/Цилиня самого Хокусая. Ноги у него и правда грациозные :)

​​ДОМ, БОЛЬНИЦА, КРЕМАТОРИЙ \nПродолжаю знакомиться с творчеством поэтессы Исигаки Рин. \nОна окончила только школу и в 15 лет пошла работать в банк, где и прослужила до пенсии. У нее была мечта — стать независимой женщиной, которая могла бы обеспечивать себя сама, однако в те годы в Японии женщины подвергались дискриминации в оплате труда, тем более, что у нее не было академического образования. Ей удалось только в 50 лет купить себе крошечную однокомнатную квартиру, так как все деньги уходили на поддержание родственников (парализованного отца, нескольких мачех и их детей). \nВ этом стихотворении она исследует интересный японский феномен: таблички с именем 表札 (хё:сацу), которые вывешиваются над дверьми японских домов и квартир. Как правило, это имя мужчины, главы дома. \nИсигаки Рин настаивает на своей индивидуальности, на том, что она имеет право называться просто «самой собой», без дополнительных красивых титулов, которыми так любят похвастаться на этих самых табличках. Это стихотворение стало одним из самых знаковых в её творчестве и ознаменовало начало признания её как профессиональной поэтессы. \nТАБЛИЧКА НА ДВЕРЯХ\nРешаю только я, что будет на табличке \nНад дверью у меня\nКогда другой решает, как меня назвать, \nЕсли ночую я вдали от дома,\nХорошего не жди\nВ больнице у моей палаты\nНапишут на табличке «Госпожа Исигаки Рин», \nКо мне добавив «госпожу»\nВ гостинице над дверью на табличках\nНе пишут имена гостей, \nНо ведь в конце концов я попаду и крематорий.\nА там на запертых дверях наверняка напишут \n«Достопочтенная Исигаки Рин».\nКак мне тогда сопротивляться?\n«Достопочтенную»\nИ «госпожу» \nКо мне не добавляйте\nРешаю только я, что будет на табличке \nНад дверью у меня\nИ в тех местах, где будет жить моя душа,\nНельзя, чтобы другие вешали табличку\nПусть будет только \n«Исигаки Рин»

​​ЗОЛОТО И ПРОХЛАДА\nЯпонцы часто называют себя нацией, которая любит рыбу. Эту любовь они выражают и в языке, добавляя к слову «сакана» почтительный префикс «о» — «о-сакана». Этот префикс добавляют и к любимому рыбному блюду «суси», то есть по-японски «о-суси».\nВпрочем, японцы любят рыбу не только есть, но и созерцать. Достаточно вспомнить знаменитых японских карпов, которых выращивают только для того, что наслаждаться их видом. Эти карпы ("нисикигои") так хороши, что иногда даже удивляешься, неужели это рыбы, а не какие-то изящные существа, разодетые в разноцветные кимоно. \nМеня же всегда удивляла любовь японцев к золотым рыбкам. Мы вроде бы тоже их любим, но у японцев явно в этой страсти есть что-то отличное от нашей. \nВпервые я обратила внимание на японских золотых рыбок в традиционных сладостях «вагаси». Это летний мотив: яркую рыбку помещают в голубое желе, от одного вида которого становится прохладно. \nВ изобразительном искусстве золотую рыбку часто держит красавица, как бы намекая на скоротечность рыбьей жизни, а заодно и собственной красоты. \nВ японской поэзии золотые рыбки тоже плавают летом. Мне очень понравилось вот это хайку Ямагути Сэйсона: \nДамы-болтушки!\nКачнулись в потоке речей\nЗолотые рыбки\n女だちやおしゃべり金魚浮き沈み\nонна дати я/ о-сябэри кингё/ укисидзуми\nКакой чудесный образ женской речи, которая звенит как прохладная вода, переливаясь золотыми рыбками. Но можно представить и более приземлённую ситуацию: барышня так эмоционально говорит, что не удержала в равновесии сосуд-аквариум, а может быть сами рыбки качнулись в такт ее речи? \nНА ФОТО: Китагава Утамаро. Красавица с золотой рыбкой. Интересно, как японцам удавалось посадить такую большую рыбу с стеклянный сосуд с таким тонким горлышком?

​​С ОТКРЫТЫМ РТОМ\nЭто стихотворение заставило меня содрогнуться не хуже кайданов. Пугает, когда через поэтическую ткань авторского повествования вдруг прорывается более старый мифологический сюжет, и ты прямо со своей современной кухни проваливаешься в дремучий лес из страшной детской сказки, а самое главное, что злобным персонажем оказываешься ты сам. \nЕго написала японская поэтесса Исигаки Рин (1920-2004), которая долгие годы проработала банковской служащей, поэтому к ней даже приклеилось имя «поэтесса из банка» (銀行員詩人). \nИсигаки Рин исследует самое естественное, что, казалось бы, с нами со всеми происходит — природу поглощения пищи. Правда делает она это таким образом, что становится не по себе: вот же рядом живое, оно тоже дышит, оно прямо как ты ночью открывает рот. И вот эта их совместно проведенная ночь, конечно, рождает непростые мысли, заставляя читателя примерить на себя образ японской бабы-яги: \nМОЛЛЮСКИ-СИДЗИМИ\nОткрыла я глаза посередине ночи:\nМоллюски, которых вечером купила я,\nВ укромном уголке на кухне раскрыли рты,\nПоказывая, что в них есть жизнь\n«Вот ночь пройдет,\nИ всех по одному \nЯ вас сожру!»\nЯ засмеялась так, \nКак будто я лесная ведьма!\nИ дальше ничего не оставалось,\nКак спать всю ночь,\nЛегонько рот свой приоткрыв\nНА ФОТО: Утагава Куниёси «Сбор моллюсков»

ПОЧЕМУ КАЙДАНЫ НАДО ЧИТАТЬ ЛЕТОМ\nУже через несколько дней у нас начинается календарное лето, значит сейчас самое время для историй про призраков. Объясню почему.\nЯпонцы большие мастера справляться с жарой без кондиционера — для этого существуют психологические приёмчики, в том числе чтение кайданов. Все дело в том, что рассказы о призраках заставляют кровь «стынуть в жилах», а также вызывают «мороз по коже». \nВот так, литературными методами, японцы борются с невыносимой жарой типичного японского лета. \nХайку о призраках тоже дают «психологическую прохладу», а само слово «юрэй» (призрак) является сезонным летним словом: \nКоротка летняя ночь\nМного шастает призраков\nСреди могил\n短夜の幽霊多き墓場かな\nмидзика ё-но/ ю:рэй о:ки/ хакаба кана\nНадеюсь, хайку Масаока Сики создало для вас нужное настроение, ведь я собрала в одном посте ссылки на манга-сериал про «БЕЗУХОГО ХОИТИ», которую отрисовал мой любимый японский иллюстратор Ямада Дзэндзидо и который я перевела в прошлом году. Сейчас вдруг захотелось перечитать эту историю снова! \nЛистайте альбомы, каждый рисунок подписан по-русски :)\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ — https://t.me/HaikuDaily/978\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ — https://t.me/HaikuDaily/989\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ— https://t.me/HaikuDaily/1000\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ — https://t.me/HaikuDaily/1013\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ ПЯТАЯ — https://t.me/HaikuDaily/1025\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ ШЕСТАЯ — https://t.me/HaikuDaily/1036\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ — https://t.me/HaikuDaily/1048\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ — https://t.me/HaikuDaily/1059\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ — https://t.me/HaikuDaily/1070\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ — https://t.me/HaikuDaily/1083\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ — https://t.me/HaikuDaily/1095\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ — https://t.me/HaikuDaily/1105\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ — https://t.me/HaikuDaily/1117\nБЕЗУХИЙ ХОИТИ. ЧАСТЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ —\nhttps://t.me/HaikuDaily/1127

​​ЛЕТНИЕ МУЖСКИЕ ПРИВИЛЕГИИ\nКогда начинается лето, то я невольно начинаю бормотать хайку Такараи Кикаку. В какой-то степени я возмущаюсь его словами, хотя понимаю, что именно он имел в виду. Как мужчина он явно чувствует себя в более завидном положении, чем женщины:\nВечерний холодок\nКакое же это счастье \nРодиться мужичком! \n夕涼み よくぞ男に 生まれけり\nю: судзуми/ ёкудзо отоко-ни/ умарэкэри\nКазалось бы, какая тут связь между «вечерним холодком» и гендерной принадлежностью? Оказывается, самая прямая. Напомню, что лето в Японии — это самый сложный сезон (и нелюбимый сезон) из-за жуткой жары и давящей влажности. Это сейчас мы можем включить кондиционер, а японцы в период Эдо были вынуждены полагаться лишь на милости природы. Для них лучшим моментом лета был, конечно же, вечер, когда жара немного отступала и давала возможность насладиться долгожданной прохладой. И вот тут мужчины, действительно, оказывались в более выгодном положении. \nСкорее всего Кикаку показывает себя (ну или лирического героя), когда он выходит из бани и может даже не надевать «юкату» (летнее тонкое кимоно), а ограничиться только набедренной повязкой «фундоси». В таком расслабленном оголенном виде можно устроиться на открытой веранде с веером в руке, попивать какие-нибудь интересные напитки и славить свою мужскую долю. \nА что же женщины? А женщинам, как пишут японские читатели, нельзя было вот так запросто оголяться по пояс даже на собственной веранде — будь добра надеть юкату, да еще и пояс повязать. Как тут не пожалеть бедных эдосских дам, страдающих от летней жары? \nОднако я неожиданно вспомнила известнейшую монохромную ширму «В часы прохлады» Кусуми Морикагэ (около 1620 – 1690). На ширме изображена семья, которая отдыхает под навесом из тыков-горлянок и любуется на полную луну. Присмотритесь, девушка-то по пояс полностью обнажена! \nЧто ж, может не стоит Кикаку так уж задирать нос? Или он имел в виду какие-то другие летние мужские привилегии?

Спасибо всем, кто принял участие в обсуждении! А то эта открытка не давала мне покоя уже несколько дней) \nПромежуточные результаты таковы: думаю, что это «ирисовая ванная» (обычно ее принимают 5 мая, в день мальчиков), так как вверху видны побеги ириса, которые кладут в воду. Про ирисовую ванну я писала вот тут\nБольшой желтый круг — это не сумочка и не зеркало, а тазик! Тряпочка — полотенце.\nДругие предметы: пемза (коричневый брусочек), мочалка (в красном мешочке), мыло (в жестяной коробочке).\nОстаются неопознанными бумажный пакетик и флакончик. \nБыло предположение, что в пакетике — бумага для снятия жира с лица (абураторигами), но зачем это делать перед принятием ванны? \nДумаю, что и пакетик и флакончик связаны именно с водными процедурами. Буду рада вашим догадкам!

СЕМЬ ПРЕДМЕТОВ ДЛЯ ЯПОНСКОЙ ЖЕНЩИНЫ \nВ японской культуре есть такое расхожее выражение «нанацу доогу» — семь предметов (или семь инструментов), которые определяют человека по профессии или по его предназначению. \nНапример, есть список для воина, куда входят: кольчуга( панцирь), катана, длинный меч, лук, стрелы, накидка «хоро» и шлем. \nА я вот наткнулась на замечательную открытку с «нанацу доогу» для женщин, где не могу опознать все. Может быть вы мне поможете?

Вам же теперь совершенно понятно, почему мой любимей Сосэки записывает название своего главного романа «Кокоро» (сердце) хираганой? \nПотому что японское сердце можно передать только так: \nこころ. \nВот она самая настоящая магия языка!

ХАЙКУ КАК ПОСЛЕДНИЙ ОПЛОТ КРАСОТЫ \nКогда идут разнообразные баталии, возможно ли перевести хайку на русский язык, то мне кажется, упускается один важный момент. \nС одной стороны, все прекрасно знают, что поэзия — это прежде всего фонетика, то есть звучание, с другой, никто не пишет про выбор слов, а ведь это, как мне кажется, самая главная проблема. \nДело в том, что в японском языке есть несколько пластов языка, а поэтический язык практически полностью выстраивается на древних «ямато-котоба» (словах Ямато), то есть на исконно японской лексике. \nВ этом необыкновенное очарование хайку, так как это не тот язык, на котором разговаривают и пишут современные японцы. В современном японском больше 60 % языка состоит из «канго» — «китайской лексики», которая никакой японской «душой» не обладает. \nТолько «ямато-котоба» обладают «кодама» — то есть магией слова. Cамо звучание таких слов рождает внутри японца некоторый трепет. И вот с этим мы, увы, ничего не можем поделать в своих переводах, не получается эту магию сохранить.\nВпрочем, есть еще одна прекрасная проблема. Вы наверняка знаете, что в японском языке сейчас существуют три системы записи текста: \n1. азбука хирагана ひらがな \n2. азбука катакана　カタカナ\n3. иероглифы «кандзи» 漢字\nДаже быстрого взгляда на эти три системы достаточно, чтобы понять, что визуально они очень разные: \nхирагана — нежная, мягкая и воздушная — ひらがな\nкатакана — квадратная и угловатая — カタカナ\nкандзи — сгустки черт, концентрация мысли — 漢字\nИ вот представьте себе два хайку про сакуру, но одно будет записано исключительно азбукой хирагана, а другое исключительно иероглифами. И тот, и другой вариант — отход от нормы, так как обычно в одном японском предложении есть и азбука, и иероглифы (иероглифами записывают основу слова, а азбукой — окончание). \nХайку Танэда Сантоки, записанное хираганой, сложно прочитать и понять сразу, так как это «детская запись» без иероглифов, непонятно, где какое слово, сложно вычленить главное, какой-то туман стоит перед глазами:\nさくらさくらさくさくらちるさくら\nсакура сакура/ саку сакура/ тиру сакура\nНо на этом и был расчёт поэта: показать, как много сакуры вокруг, как трудно отличить ту, что цветет, от той, что опадает. У поэта глагол сливается с существительным. \nПоэтому я пытаюсь перевести через слово «цветы» и «цвести», чтобы прокинуть мостик к «сакуре», которая по-японски «саку» (цветет):\nцветы цветы\nцветут цветы \nцветы отцветают \nА вот хайку поэта Авано Сэйхо, записанное исключительно иероглифами. Смысл понятен сразу же, но визуально кажется, что это китайский текст. Хотя это прекрасно звучащий японский, так как все здесь «ямато-котоба», просто записаны они китайскими иероглифами: \n山又山山桜又山桜 \nяма мата яма/ яма дзакура мата/ яма дзакура\nгора и вот гора\nгорная сакура и вот\nгорная сакура \nКакие разные образы! \nПервое стихотворение нежное и воздушное; второе кажется строгим и книжным (ведь горы это символ книжности, учености, отшельничества), но читаются оба стиха как песня благодаря ямато-котоба. \nОба хайку по смыслу предельно просты, и многим читателям могут показаться глупыми, не очень достойными перевода, но для японца они звучат целительно и рождают у них прекрасные образы, в которе хочется окунуться.\nОчень важно, как эти стихи выглядят на письме: в этом тоже есть художественный акт. Сама запись передает разное ощущение. Но самое главное все же — как они звучат. \nПоэтому мой фундаментальный совет тем, кто хочет писать хайку по-японски, таков: не используйте канго. Канго невозможно пропеть! Это мертвый язык. Канго подходят для газеты, для инструкции, для научной статьи, но не для того, чтобы выразить любовь, тоску, красоту.\nЧтобы поэтический текст по-японски стал чувственным переживанием, нужны японские слова, округлые и красивые. И лучше использовать побольше хираганы и поменьше иероглифов (идеальное сочетание, как говорят, 70% к 30%). Если используете иероглифы, то ими записывайте ямато-котоба, а канго избегайте всеми силами. \nПолучается, что хайку — последний форпост ямато-котоба!

​«ПЕРВОЕ СОЛНЦЕ» НОВОГО ГОДА\n\nВ Японии 1 января принято встречать первые лучи солнца как символ грядущего года. \n\nПомню, что в прошлом году, одна японская авиакомпания даже придумала специальный рейс, пассажиры которого летели в сторону восхода и наслаждались «первым солнцем» несколько минут. \n\nОказывается, накануне Нового года публикуется карта Японии, где указаны места с наиболее вероятной возможностью увидеть восход и точное его время, чтобы не пропустить.\n\nПомню, что я тоже однажды встречала Новый год в Японии и поднялась на крышу дома, чтобы увидеть первые лучи — пожалуй, это был один из самых приятных новогодних ритуалов:\n\nИ в этот год\nНа Востоке восходит\nПервое солнце\n\n今年も東より出る初日哉 \nкотоси-мо/ адзума-ёри дэру/ хацухи кана\n\nНовогоднее хайку поэта Масаока Сики показывает приятную незыблемость некоторых вещей, дающих уверенность в завтрашнем дне\n\nНа фото: Утагава Хиросигэ. Встреча «первого солнца» в Сусаки. Это место в период Эдо считалось одним из лучших для встречи Нового года\n\n#новыйгод #первоесолнце #хайку #масаокасики

​АРИФМЕТИКА ЦВЕТЕНИЯ\nКогда говорят о японской культуре, то рано или поздно само собой всплывает прилагательное «аимай» — «уклончивый», «неясный», «неопределенный», «туманный». \nДействительно, при общении японцы не любят прямолинейных ответов, которые ими считаются проявлением грубости. Вежливые японцы любят употреблять двойные грамматические отрицания — когда два минуса дают в итоге плюс. «Не идти-то я не хочу…» — такую фразу можно услышать довольно часто и приходится додумывать, что же имеет в виду собеседник. Это «да» или «нет»?\nЗнаменитый японский «аимай», кажется, проник во все сферы их жизни, но японцы не были бы японцами, если бы у них не нашлось нечто совершенно противоположное этой уклончивости — почти аптекарской точности там, где и не ожидаешь. \nНапример, цветение сакуры японцы разложили на математически выверенные этапы. Самое интересное, что название каждого из этих этапов может быть сезонным словом «киго». Хайдзины, берите на заметку!\n«Кайка»( 開花 ): «начало цветения», когда на дереве распускается «не менее 5-6 цветов». \n«Итибудзаки» (一分咲き): «цветение на 1/10», то есть когда распустившиеся цветы сакуры покрывают одну десятую часть дерева.\nНеложно догадаться, что есть «цветение на 2/10» (二分咲き), «цветение на 3/10»（三文咲き), а вот «цветение 4/10», кажется, отсутствует, так как цифра четыре в японской культуре обладает плохой репутацией — звучит похоже на слово «смерть». Также я не видела выражения «цветение на 6/10», но возможно я просто плохо искала. \n«Гобубудзаки» (五分咲き）— это «цветение на 5/10», то есть ровно половины дерева. \n«Манкай» (満開）— «полное раскрытие» по иероглифам, однако любопытно, что в комментариях японцы пишут, что дерево должно зацвести не меньше чем на восемь десятых. Поэтому «манкай» зачастую равен выражению «хатибудзаки», то есть «цветение на 8/10». \nКонечно, встает вопрос, а какая цифра показывает наилучшее время на «ханами» (любованием цветущей сакурой)? Думаю, что нет однозначного ответа. Кто-то любит самое начало, когда открываются почки, а кто-то ждёт «манкая». \nНо ведь я обещала, что эти цифры появляются и в японской поэзии, поэтому сегодня хайку великого и любимого Канэко Тота:\nНа пятерку \nЗаходится в крике дитя\nНа 5/10 сакура в цвету\nじつによく泣く赤ん坊さくら五分\nдзицу-ни ёку/ наку акамбо:/ сакура гобу\nОчевидно, что поэт показывает жанровую сценку «ханами». Вот тут бедные вспотевшие родители, которым наверняка не до красоты цветов, они пытаются утихомирить саму природу в виде собственного ребенка и ожидаемо терпят поражение. А вот и сама сакура, королева праздника. Она еще не дошла до своего «манкая», до пика цветения. То ли дело настойчивый младенец, который демонстрирует отличную форму, ведь для него крик — самое естественное состояние и способ коммуникации с окружающим миром. Он гораздо смелее заявляет свое право, чем сакура, которой еще предстоит предстать во всей красе. Кажется, эти два параллельных образа — орущий младенец и распускающая сакура — дают надежду на будущее. Для меня это хайку о силе природы, которая чуть сильнее воплощается в плаче ребенка, чем в цветах сакуры\nНА ФОТО: Гравюра Йосиды Тоси «Сакура на 3/10 в цвету» (三文咲き). Забавно, что я подглядела ее в одном англоязычном паблике, где название переведено с ошибкой. Дело в том, что 三文 может означать также 3 минуты, поэтому автор назвал гравюру так — «трехминутным цветением».

​​О НЕГАТИВНОСТИ ЯПОНСКОГО ИСКУССТВА\nУ поэта Масаока Сики есть чудесное эссе, которое называется «Поэт Бусон», где он пытается показать, что Бусон был не хуже самого Басё. \nНачинает он свое эссе с очень интересной мысли о сути красоты. По его мнению, красота бывает двух видов — «позитивная»( активная) и «негативная»( пассивная). \nЕсли «позитивная» красота отличается величием замысла, то негативная — опорой на классическую элегантность. В позитивной красоте проявляются живость, энергичность и оригинальность, а в негативной, соответственно, — трагичность, таинственность (югэн), безмятежность и простота. \nСики отмечает, что вообще восточное искусство и литература тяготеют к «негативной» красоте, а западное искусство и литература — к «позитивной». Делает он и еще одно любопытное замечание: чем глубже в древность, тем сильнее проявляется «негативная» красота, а чем дальше от древности, тем сильнее позиции красоты «позитивной». \nПоскольку Басё многое взял из китайской древности (из литературы эпохи Тан), то совершенно логично, что его творчество склоняется к «негативной» красоте. И все последователи Басё продолжили эту тенденцию, почитая за единственно возможную красоту ту, которая выражается в таких эстетических категориях как «саби», «югэн», «хосоми» (тонкость) и «мияби»(классическая элегантность). Если же они видят что-то живое, энергичное и вызывающе красивое, то считают это дурновкусием и пошлостью. \nСики предлагает не сравнивать «негативную» красоту с «позитивной» и не судить о превосходстве одной над другой. Он считает, что это две равноценные половины красоты. \nЕще одно крайне любопытное замечание, которое лежит на поверхности: из четырех сезонов два выражают красоту «негативную» (зима и осень), а два других — «позитивную» (весна и лето). \nДумаю, вам будет несложно догадаться, какие сезоны превалируют в творчестве Басё. \nА вот Бусон сильнее всего любил лето. У него больше всего стихов относится именно к этому сезону. Действительно, кто из всех японских поэтов написал так много про хайку про пионы, главный летний цветок? \nЭто эссе натолкнуло меня на довольно простую мысль, что Басё, видимо, лучше всего читать осенью и зимой, погружаясь в «негативную» красоту, а весной и летом переходить на красоту «позитивную» с трёхстишиями Бусона, поэта с активной жизненной позицией, которая сослужила ему скорее дурную славу и не позволила в глазах любителей поэзии обогнать Басё. \nСегодня я решила чествовать позитивного Бусона, но сделать это несимметрично и перевести его душераздирающее зимнее хайку. В конце концов любой японский поэт умеет обращаться со всеми сезонами: \nЗвук пилы\nО бедности стонет\nПолночь зимой\n鋸の音 貧しさよ 夜半の冬\nнокогири-но/ ото мадзусиса ё/ ёва-но фую\nОн слышит, как какой-то бедолага, которому не хватает денег на дрова холодной зимой, ворует под покровом чужой лес. \nМне еще кажется, что Бусон в этом хайку зашифровал себя, ведь слово «полночь» в последней строчке можно прочитать двумя способами: «ёва» или «яхан». \nЧтение «яхан-но фую» не подходит под размер, здесь шесть слогов, но зато созвучно поэтическому псевдониму Бусона — «Яхантэй», что означает «беседку полуночника» («яхан» — полночь, а «тэй» — павильон, беседка).\nНА ФОТО: Кобаяси Киётика, «Рюгоку под снегом», 1877 год. \nМне здесь очень нравится обилие зонтиков, которые используются немного непривычно для нас — как защита от снега. И вызывают большое сочувствие люди в гэта (хотя это и снежные гэта) и несчастный рикша, увязший в снегу вместе с повозкой. Волнуюсь, удастся ли ему довезти пассажира?

​В ДЕНЬ, КОГДА МИРУ ПРИДЁТ КОНЕЦ\n8 лет назад — в августе 2014 года — я случайно наткнулась в сети на стихотворение одного японского поэта, которое по непонятной для меня причине я не могла не перевести.\nЯ плохо знаю условно современную японскую поэзию. Условно, потому что 20 век — это уже по большому счету тоже давняя история. Даже не знаю, есть ли русские переводы его стихов.\nВажно, что как поэт он родился именно в России — в сибирском лагере для военнопленных, где провел 8 лет и начал писать стихи, чтобы, по его словам, «понять, что значит быть человеком». После смерти Сталина вернулся на родину, где выпустил первый сборник стихов под названием «Возвращение Санчо Пансы». \nИсихара Йосиро\n(1915-1977)\nВ день, \nКогда миру \nПридет конец,\nНе подхвати простуду.\nОпасайся вирусов\nИ матрас вынеси \nНа балкон — высушить.\nНе забудь завернуть \nГазовый вентиль\nИ поставь рис варить \nНа восемь вечера.\nСейчас я ощущаю на себе весь этот ужас, когда привычный мир рушится прямо на глазах, и меня ещё больше восхищает внутренняя стойкость лирического героя — я не уверена, что могу быть такой спокойной и рассудительной: заранее просушить матрас, чтобы он не заплесневел, выключить газ, чтобы не плодить ещё большие разрушения и даже приготовить горячей еды для тех, кто возможно останется после меня

ХАЙКУ-ЭКСПЕРИМЕНТ\nМой хайку-эксперимент про сакуру прошёл в самый снежный день апреля. Мы не следовали за природой за окном, как это принято в японской поэзии, а действовали вопреки. \nДумаю, что эксперимент удался. Спасибо всем, кто пришёл, кто сделал свой перевод хайку свободолюбивого поэта Сантоки или написал своё собственное трехстишие о сакуре.\nМне хотелось показать, что у каждого из нас распускается своя сакура — у кого-то это была грустная сакура, а у кого-то дерзкая вишенка. \nКажется, у нас получилось посадить целый вишневый сад в японском стиле

​ПОГОДА ШЕПЧЕТ\n\nОказывается, народное выражение «погода шепчет» ввёл в широкий обиход Эдуард Лимонов. И у него (у выражения, а не у Лимонова) есть ещё и продолжение: «Займи, но выпей». \n\nИ я тут подумала, какие же мы с японцами в этом вопросе все-таки разные. Нас тянет выпить, когда погода плохая и депрессивная, а их — с точностью до наоборот. \n\nВот, к примеру, как переживает первое проявление весны известный апологет сакэ Танэда Сантока, гениальнейший поэт и мастер свободного хайку:\n\nНу как тут завязать?!\n«Пей!», - шепчут набухшие почки\n«Пей!», - вторит первый росток\n\n酒がやめられない　木の芽　草の芽\nсакэ-га ямэрарэнай/ ки-но мэ/ куса-но мэ\n\nЗдесь он не просто описывает, как просыпается природа, но и вводит игру слов. \n\n«Ки-но мэ» и «куса-но мэ» - дословно «почки на дереве» и «ростки травы», но в этих фразах также зашифрован глагол «пить» ( по-японски «ному») в повелительной форме «номэ», который я и включила в перевод. \n\nА вы когда готовы поднять бокал? Когда промозгло, неуютно и депрессивно? Или когда вокруг триумф зарождающейся новой жизни?\n\nНа фото: Китагава Утамаро. Чарочка сакэ (между 1801-1804 годами)

​​ОКНО ЗАБЛУЖДЕНИЯ\nВ Киото есть дзенский храм Гэнкоан (源光庵), название которого можно перевести как «Хижина источника света». \nЭтот храм прежде всего знаменит двумя окнами для неспешного созерцания и погружения в себя. \nКруглое окно называется «окном просветления» (сатори-но мадо 悟りの窓), а четырехугольное — «окном заблуждения» (маёи-но мадо 迷いの窓). \nРасположены они рядом друг с другом, поэтому из них открывается один и тот же пейзаж. Вопрос лишь в том, через какую рамку вы будете созерцать окружающий мир. \nЕсть проверенная годами схема правильного подхода к этим окнам. Сначала нужно сесть у четырёхугольного «окна заблуждений». Четыре угла этого окна символизируют четыре человеческие страдания: рождение, старость, болезни и смерть (生・老・病・死の四苦).\nА потом передвинуться к круглому «окну просветления» и вернуть себе истинную и незамутненную сущность.\nМне захотелось найти какое-нибудь хайку про «окно», которое меняет человека. Задача оказалась не такой простой, но в итоге нужное стихотворение нашлось у поэта Одзаки Хосая. Мне даже кажется, что он описывает в своем хайку мимолетное ощущение счастья, когда ты внезапно поворачиваешься к окну и делаешь потрясающее открытие:\nВот так круглая\nПоднялась луна\nЗа моим окном! \nなんと丸い月が出たよ窓\nнанто маруй/ цуки-га дэта ё/мадо\nА вы как думаете, меняет ли форма окна ваше восприятие окружающего мира? Хотели бы попробовать сделать такое упражнение в киотосском храме Гэнкоан?

​​ДАЖЕ СТАРАЯ РОЗА ЦВЕТЕТ НЕЖНО \nСтихотворение 1998 года современной поэтессы Ибараги Норико заставило меня помучиться, но мне очень нравится одна строчка, которую я считаю главным посылом этого произведения — «даже старая роза цветет нежно». \nСЕБЯ НАПОЛНИТЬ\nПовзрослеть — \nОзначает стать грубой\nТак думала я, когда была юна \nЯ встретила тогда \nПрекрасную женщину:\nОна идеально говорила \nИ грациозно себя несла\nРазглядев во мне желание побыстрее вырасти,\nКак бы между прочим она изрекла:\n«Знаешь, важно — оставаться наивной\nПо отношению к людям и к миру вообще.\nКогда ты не видишь в человеке человека,\nТы падаешь вниз. Хочешь скрыть это и не можешь. \nНасмотрелась я на таких людей, уж поверь»\nСлова её поразили мне сердце,\nПеревернули мое понимание жизни.\nДаже если ты взрослый, то это нормально:\nБыть неуверенным в себе\nНеловко здороваться \nЗабывать слова \nНеприятно краснеть\nБыть неуклюжим \nОбижаться даже на детей, если они ведут себя дурно \nБыть чувствительным, подобно беззащитной устрице\nНи малейшей необходимости нет\nОт всего этого отказаться \nРаспустившись, даже старая роза\nЦветет нежно\nКак это сложно \nРазвернуться к миру, раскрыв себя\nКак много разных занятий в жизни\nИ в каждом дельном из них —\nВот это несомненно —\nТаится слабая дрожащая антенна\nТеперь и я в том самом возрасте, \nКак некогда была она\nИ раз за разом я иду назад\nК её словам,\nЧтобы себя наполнить этим смыслом\nНА ФОТО: Джон Уильям Уотерхаус, «Душа розы», 1903 год

​Хотя я уже давно не ученица, но питаю слабость к 1 сентября. В этот день мне по-прежнему хочется получить какое-то толковое напутствие от умного человека.\n\nПусть оно будет коротким, всего-то одна фраза, но она заставит остановиться и задуматься — о будущем, о себе, о своем пути, о целях, которые я ставлю в этом году.\n\nСегодня мудрость дня — в одной поэтической строчке Аиды Мицуо, великолепного каллиграфа, поэта и мыслителя: \n\n«В такие времена как двигаться дальше?»\n\nそのときどう動く\n\nсоно токи до: угоку\n\n\nПостоянно задаю себе этот вопрос и каждый день отвечаю по-разному. А вы?

​Слива как метафора жизни\n\nСейчас я путешествую по Японии, и мне приятно встречать японские стихи в тех местах, где их не ждёшь. Например, в саду Кайракуэн в городе Мито, префектуре Ибараки. \n\nЭтот сад считается одним из самых красивых в Японии, он знаменит цветущими сливами. Именно в этот сезон попала в него и я. \n\nКроме трёх тысяч цветущих сливовых деревьев там есть интересная постройка - павильон Кобунтэй, который стоит на отвесности холме. \n\nСлово «кобун» - это ещё одно название японской сливы. Павильон построен для Токугавы Нариаки, где он предавался сочинению стихов и чайным церемониям. \n\nВ 1889 году это сад посетил молодой поэт Масаока Сики, который очень впечатлился видом с холма, покрытого цветущими сливами и сложил вот такое хайку:\n\nНа склоне крутом\nДеревья сливы все как одно\nИскривившись стоят\n\n\n崖急に梅ことごとく斜めなり\n\nгакэкю:ни/ умэ котоготоку/ нанамэ нари\n\nТеперь это хайку, которое считается шедевром реализма, высечено на камне, который стоит как раз на этом холме. \n\nСики подмечает, что сливы вынуждены следовать форме холма и расти под наклоном, однако даже в таком трудном положении они продолжают цвести. \n\nНе так ли происходит и с людьми, чьи жизни тоже зачастую искривляются обстоятельствами, но все равно дарят много радости\n\nНа фото: розовая слива из сада Кайракуэн

​​КУДА ДУЕТ ВЕТЕР\nЯмагути Сэйси написал это хайку в 1944 году (а опубликовано оно было только в 1947 году в сборнике «Далекая звезда»), за год до капитуляции Японии во Второй мировой войне. Кажется, что в этом стихотворении уже проявляется предчувствие неминуемого поражения:\nВ открытое море\nУшел зимний ветер\nБезвозвратно \n海に出て木枯らし帰るところなし\nуми-ни дэтэ/ когараси каэру/ токоро наси\nСам он позже в 1957 году прокомментировал, что это трёхстишие написано под впечатлением от вылетов пилотов-камикадзэ, для которых по умолчанию не предполагалось возвращения. \nДумаю, вы знаете, что «камикадзэ» переводится как «ветер богов» или «священный ветер», у Сэйси же главным героем становится другой ветер — «когараси», и в нем нет ничего божественного, а лишь только ощущение жуткого холода, пронизывающего до костей, и чувство вселенского одиночества. \nГоворя о ветре японцы (как и мы, впрочем) используют глагол «фуку» (дуть), здесь же поэт описывает ветер как человека, который «выходит в море». Конечно, в военные годы в Японии невозможно было открыто писать о своих чувствах и называть вещи своими именами, так это подвергалось военной цензуре. Сэйси был вынужден использовать метафорический язык, однако читатели, даже без объяснений самого поэта, догадались, о чем шла речь в стихах. \nНА ФОТО: Кадр из анимэ Хаяо Миядзаки «Ветер крепчает», где главный герой, влюбленный в летательные аппараты и желающий лишь «сделать что-то прекрасное», в итоге создаёт летающие машины для убийства людей

​​ПОЛНЫЙ ТИМПУНКАН\nМеня часто просят написать про «дзисэй», посмертные стихи японских поэтов, хотя у меня было уже несколько публикаций. (Можно их посмотреть тут, тут, тут и тут)\nТема очень интересная, и я готова сегодня ее продолжить, так как наткнулась на «посмертное стихотворение» Кобаяси Иссы, которое мне показалось исключительным. В нем есть и философская глубина, и необыкновенная простота образов. \nВпрочем, с этим трёхстишием до конца непонятно, действительно ли («официально» ли, пошутила бы я!) оно является «посмертным»?\nНо сегодня давайте примем это как факт и прочитаем его:\nОт одной лохани\nДонесли до другой\nКакой-то бред\n盥から 盥へ移る ちんぷんかん\nтараи-кара/ тараи-э уцуру/ тимпункан \nПро какие лохани тут говорит Исса? \nНа самом деле всё довольно прозрачно. Под первой лоханью подразумевается «убу-ю» 産湯, то есть «первая ванна новорожденного», когда малышу устраивают ритуальное омовение. Под второй — лохань, где приводят в порядок останки усопшего, перед тем, как его положат в гроб. \nВот между этими двумя «тазами» и протянулась жизнь любого человека. В первых двух строчках Исса просто приводит факты, а в третьей выдает свою оценочное суждение: хайку он заканчивает очень классным словом «тимпункан», которое значит что-то непонятное и нечленораздельное, что-то типа «тарабарщины». \nКажется, вопрос смысла жизни, по Иссе, остаётся открытым. А еще мне здесь видится типично хайковская немного шутливая интонация: Исса будто отказывается принимать жизнь всерьез. \nНА ФОТО: Татибана Минко, «Первая ванна новорожденного». Одна из шести картин серии «Лисья свадьба» 1765 года. В этой серии художник рассказал о жизненных вехах человека, но главными героями сделал мифологических лисиц. Такой прием в японском искусстве называется «митатэ»

​​ГОД БЕЖИТ, А КОТ ЛЕЖИТ\nНацумэ Сосэки остается для меня одним из самых важных японский поэтов. Например, я нежно люблю вот это его предновогоднее хайку, которое часто переводят лирично как милую бытовую зарисовку. Для меня же это почти философское высказывание о смысле жизни. \nЯ вижу в нем внутренний конфликт между движением и статикой. Забавно, что в этом стихотворении я могу даже почувствовать тот самый юмор, который Сосэки считал обязательным для удачного хайку. Главное помнить, что юмор — это не обязательно смешно: \nУходящий год!\nИ … лежащий кот\nНа коленках у меня\n行く年や猫うづくまる膝の上\nюку тоси я/ нэко удзукумару/ хидза-но уэ\nВремя убегает прочь, мы, кажется, даже можем увидеть сверкающие пятки уходящего года, а вот автор несколько обездвижен. Правда, он обездвижен любимым котом, которому нет никакого дела до всего бренного. \nЛовлю себя на мысли, что хозяина мне немного жалко: он ничего не может поделать ни с уходящим временем, ни с лежащим котом. Эти материи, к сожалению, не поддаются человеческому контролю. \nЧто же получается? Что между лежащим котом и уходящим годом, которые на первый взгляд не имеют ничего общего, мы в каком-то смысле можем поставить знак равенства? \nНА ФОТО: Кот и паук. Оидэ Токо (1841-1905)

​​HAIKU-21. КАК ПИСАТЬ ПО-РУССКИ В ЯПОНСКОМ СТИЛЕ\nДрузья, я хочу повторить свою небольшую поэтическую мастерскую для интровертов —\n«HAIKU-21. КАК ПИСАТЬ ПО-РУССКИ В ЯПОНСКОМ СТИЛЕ». \nЭтот курс стал для многих опорой в первый ковидный год, так как совпал с началом локдауна. Уверена, что и сейчас он поможет пережить самые депрессивные недели в конце ноября и начале декабря. \nЧТО ЭТО БУДЕТ\nЕжедневный поэтический онлайн курс, который будет идти три недели — ровно 21 день. Один день — одно задание с прекрасным лозунгом «Ни дня без хайку»!\nКОГДА\nС 21 ноября по 11 декабря\nГДЕ \nЗакрытый канал в Telegram\nСТОИМОСТЬ\n5 тыс. рублей\nПРИНЦИП СЮ-ХА-РИ\nНа этом курсе я традиционно применяю принцип обучения в восточных единоборствах, знаменитую триаду сю-ха-ри. \nПервая неделя — СЮ, то есть знакомство с фундаментальными правилами, следование канону\nВторая неделя — ХА, то есть расшатывание правил, попытка найти свой собственный голос\nТретья неделя — РИ, то есть уход от канона и правила, следование собственному голосу\nВ КОНЦЕ КУРСА КАЖДЫЙ УЧАСТНИК ПОЛУЧИТ: \n- собственный осенне-зимний поэтический дневник из 21 стихотворения \n- прозаическую миниатюру в стиле «хайкай» \n- творческую работу на стыке текста и образа в стиле «хайга»\n- несколько собственных переводов классических японских трёхстиший с подстрочника \n- погружение в японскую литературу и традиционную культуру\nКОМУ ПОДХОДИТ КУРС\nВсем, кто интересуется японской культурой и японской поэзией, кто хочет научиться формулировать поэтическую мысль в три строки и увидеть новыми глазами природу, человека и самого себя\nНУЖНО ЛИ ЗНАТЬ ЯПОНСКИЙ ЯЗЫК?\nНет, курс подходит даже тем, кто не изучал японский \nСКОЛЬКО ВРЕМЕНИ В ДЕНЬ НУЖНО БУДЕТ ПОТРАТИТЬ? \nОт 15 до 30 минут в день\nБОЛЕЕ ПОДРОБНО ПРО ФОРМАТ\nКаждый день вы будете получать небольшой теоретический гайд (в формате Haiku Daily, к которому вы привыкли, если уже давно читаете мой канал), а также домашнее задание, на которое у вас будет уходить около 15-20 минут в день. \nЯпонская форма обучению поэзии подразумевает групповое общение, поэтому обсуждение заданий и творческих работ будет идти в общем чате. Если вам не хочется участвовать в обсуждении своих и чужих работ, можно просто оставаться в формате чтения. Раз в неделю я буду проводить рецензирование ваших работ\nКАК ЗАПИСАТЬСЯ\nНапишите мне личное сообщение, я вам расскажу про разные возможности оплаты в России и из-за границы. Желательно успеть записаться дор 15 ноября, чтобы я понимала, соберется ли группа.\nЕсли у вас остались вопросы или вы хотите уточнить какие-то детали, то не стесняйтесь, пишите мне личное сообщение :) \nНа фото: Хаями Гёсю «Ночной снег», 1930 год. На этой картине снег — не фон, а главный предмет изображения. На курсе мы тоже будем стараться увидеть вещи под другим углом, сделать главными героями произведений любые предметы и явления, которые будем наблюдать на расстоянии вытянутой руки

​​КРАШЕ ВСЕХ\nИбараги Норико было 19 лет, когда Япония капитулировала во Второй Мировой войне, а 13 лет спустя в 1958 году она написала пронзительное стихотворение о своей юности, которая пришлась на военные годы. Эти стихи стали визитной карточкой поэтессы и были переведены на многие языки, а по-английски даже стали песней. Меня поразило, что в 50 лет Норико-сан взялась за изучение корейского языка, чтобы переводить современных ей поэтов. Это вселяет надежду, что поколение, травмированное войной с обеих сторон, может попытаться пережить чудовищную военную травму через поэзию. А вот и моя попытка перевода этого стихотворения. \nКОГДА Я БЫЛА КРАШЕ ВСЕХ\nКогда я была краше всех\nУлица за улицей грохоча стали рушиться\nИ с нелепых ракурсов там и тут \nПроступало синее небо \nКогда я была краше всех\nДруг за другом вокруг меня умирали люди\nНа заводах, морях, на безымянных островах \nЯ решила, наряжаться мне больше незачем \nКогда я была краше всех\nНикто не дарил мне милых подарков \nМужчины умели лишь отдать честь и уйти,\nОкинув меня выразительным взглядом\nКогда я была краше всех\nВ голове моей была пустота \nА на сердце — камень \nТолько руки-ноги блестели спелыми Каштанами \nКогда я была краше всех\nМоя страна проиграла войну\nКак такая глупость с нами приключилась?! \nЗакатав рукава у блузки, я все шла и шла по несчастным улицам\nКогда я была краше всех\nПо радио вовсю крутили джаз \nИ кружилась голова, будто куришь там, где нельзя \nЯ гналась за сладкими звуками чужой страны \nКогда я была краше всех \nЯ была несчастна\nЯ была нелепа \nЯ была невероятно одинока \nИ тогда я решила — \nПроживу-ка я долгую жизнь \nБуду как французский старик Руо — \nНа закате дней он писал картины Невероятной красоты. \nВедь так?

​ХАЙКУ О МАЛЕНЬКОМ ЧЕЛОВЕКЕ\nПродолжаю удивляться, как иначе начинают звучать многие тексты сегодня. \nНапример, это хайку моего любимого Нацумэ Сосэки, которое я раньше не до конца понимала, поэтому и не бралась за его перевод, а сегодня вдруг все получилось: \nВот бы крохой\nРазмером с фиалку \nРодиться мне \n菫ほどな　小さき人に　生まれたし\nсумирэ ходо на/ тиисаки хито-ни/ умарэтаси\nУ японцев очень популярна традиция комментариев к поэтическим текстам, против которой часто выступают как русскоязычные переводчики, так и простые любители хайку. Их главный довод заключается в том, что поэзию не надо объяснять. \nЯ не могу согласиться с этим тезисом, так как эта традиция — она же не всегда про абстрактное «объяснение поэзии», и не всегда про «единственно правильное» толкование, она очень часто про «объяснение моего личного понимания конкретного стихотворения». А это две большие разницы. \nДелая перевод, я рассказываю о себе и показываю, чем именно меня зацепило это трёхстишие. В этот момент я становлюсь соавтором поэта, и такое положение вещей мне очень нравится. Через чужие хайку я говорю о себе. \nНесколько лет назад я прочла комментарий одного японца к хайку Сосэки про фиалку. Он писал, что поэт замечает у обочины цветок, который незаметно цветёт, и хочет быть сам таким же неприметным, но стойким. \nЭто объяснение меня не удовлетворило, я сама как будто чувствовала там что-то другое. Мне было сложно согласиться с незаметностью фиалки, для меня это очень выразительный цветок.\nИ сегодня мне показалось, что я нашла свой подход к этому трёхстишию: лирический герой тоже замечает крошечную фиалку и понимает, что хочет быть «маленьким», чтобы не противостоять трудностям большого мира, с которыми у него нет сил справиться.\nДля меня сегодня это хайку — про признание своего бессилия быть «большим» и «взрослым» человеком

​​САБИСИСА. ОСЕНЬ ИЛИ ЗИМА?\nУдивительно. Вот читаешь стихотворение поэта 10 века, а оно идеально подходит твоему нынешнему состоянию, даже если делать скидку на то, что ты сидишь в столице, когда поэт описывает жизнь горного селенья. \nЭто я сегодня за завтраком перевела пятистишие вака хэйанского поэта-аристократа со сложным именем Минамото-но Мунэюки-но Асон и мысленно перенеслась в средневековую Японию:\nВ селении горном\nЗима! Одиночество \nОдержало победу\nЗавяли все травы, и я\nОтрезан от глаз людских\n山里は　冬ぞ寂しさ　まさりける　人目も草も　かれぬと思へば\nямадзато-ва/ фую-дзо сабисиса/ масарикэру/ хитомэ-мо куса-мо/ карэну-то омоэба\nМы привыкли к тому, что «сабисиса», чувство японского одиночества, тесно связано с осенью, а также с нашей любимой сегодня эстетической категорией «саби». По большому счету так и есть: осень часто рифмуется с «саби». Однако в этом конкретном пятистишии поэт Мунэюки использует прием «хонка-дори», то есть «заимствует стихотворение» другого поэта и бросает ему вызов, используя другой сезон — зиму. \nВот как звучит изначальное осеннее стихотворение поэта-аристократа Фудзивыры Окикадзэ. Его мне тоже пришлось перевести сегодня: \nНагрянула осень,\nИ вместе с жучками\nРыдаю и я!\nВысохли травы, листья опали \nНикто не придет навестить меня\n秋くれば　虫とともにぞ　なかれぬる　人も草葉も　かれぬと思へば\nаки курэба/ муси тотомо-ни дзо/ накарэнуру/ хито-мо кусаба-мо/ карэну-то омоэба\nОсеннее стихотворение, безусловно, прекрасно, но все же Мунэюки, на мой взгляд, побеждает соперника: он усиливает ощущение от одиночества («сабисиса») зимним пейзажем, а заодно добавляет место действия — горное селение. \nС этим горным селением («ямадзато») не все так просто. Этот образ пришел в средневековую японскую поэзию из китайской и изначально у китайцев не был связан с чувством одиночества, а был скорее позитивным образом — образом идеального места жительства для поэта.\nИ раз уж это селение — идеальный придуманный образ, то, возможно, придворный поэт Мунэюки повествует не о деревенской жизни, а исключительно о состоянии своего сердца («кокоро»)? \nМне это, безусловно, подходит. А вы как думаете, когда сильнее «сабисиса»: осенью или зимой? \nФОТО: Испытываю ужасное чувство несоответствия, иллюстрируя стихи десятого века гравюрой девятнадцатого. Это мой любимый Утагава Хиросигэ, «Станция Ои» из серии «69 станций дороги Кисо». Мучаюсь вопросом, можно ли ставить рядом эстетически безупречные средневековые стихи (чистое искусство!) и попсовые картинки нового времени, которые печатались большими тиражами, чтобы условно повестить их на стенку? Ведь сейчас Хиросигэ можно встретить где угодно, даже в уборной

Для тех, кто тоже хочет полистать эту антологию, вот ссылка - \nhttps://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k10545349/f25.planchecontact

​​LAST CALL, дорогие друзья!\nУже в понедельник 17 апреля стартует мой новый курс «ДЗЭН И ХАЙКУ. КАК РАССКАЗАТЬ О ВЕСНЕ В ТРЕХ СЛОВАХ».\nПриходите, чтобы не только прочитать и понять японский стихи, но также чтобы услышать и УВИДЕТЬ, как они могут выглядеть. Да, да, на этот раз я хочу предпринять безумную попытку донести до участников еще и визуальный образ весеннего японского стихотворения.\nСамое время присоединиться, если вы еще не! \nПодробности тут. \nВсем хайку!\nНА ФОТО: Кисимото Хироки

Билеты на мое субботнее мероприятие в ГЭС-2 разошлись еще во вторник, но Азиатский клуб поделился закрытой ссылкой для своих, где еще можно успеть зарегистрироваться! Вход бесплатный.\nЖду всех любителей японской поэзии 2 апреля в 14:30 в ГЭС-2 на мою поэтическую встречу «Хайку-эксперимент. Сакура как главный цветок японской поэзии»

​​СОЛЬ С САКУРОЙ\nКогда расцветает сакура, главное — немедленно выпить. \nГоворят, ученик Басё поэт Кикаку был большой любитель горячительных напитков, поэтому и в стихах у него эта тема звучит убедительно. Хорошо, когда человек пишет о том, что действительно знает: \nСакура под сакэ\nВ смирении монахи пьют\nСолью закусив\n花に酒 僧とも詫ん 塩ざかな\nхана-ни сакэ/ со: томо вабин/ сио дзакана\nВ этом хайку все прекрасно: и место (буддийский храм, хотя сама идея пить в храме звучит довольно сомнительно), и время (цветение сакуры, ханами), и весь спектр эмоций — от радости встречи с цветами и «водкой» до осознания горечи своего положения. Мне же особенно нравится, как Кикаку показывает монашескую скромность — через любимое слово всех японистов «ваби». Монахи даже на дружеской попойке остаются в рамках японского минимализма и смирения.\nЕсли прочитать это трёхстишие по-японски, то можно подумать, что закусывать монахи все же будут соленой рыбой. «Сакана» (она же «дзакана») — это, действительно, рыба. Но нет, здесь Кикаку, кажется, подтрунивает над ребятами и их скромностью, ведь одновременно это слово означает и просто «закуску», а так как монахам нельзя есть рыбу, то у них остается одна только соль. \nНА ФОТО: Камисака Сэкка, месяц «Яёй» (третий лунный месяц)

​ЧТО ПОСЕЕШЬ, ТО ПОЖНЕШЬ \nВ любые тяжелые времена меня спасают японские стихи. Да, я не могу не переводить. \nВот и сегодня листая французскую антологию японской поэзии 1871 года, зацепилась за это пятистишие Фукудзавы Юкити (1834-1901) — писателя, переводчика и философа. Основателя, пожалуй, самого престижного частного японского университета Кэйо. \nСей и смотри —\nЧтобы не взошел цветок\nНет такой земли!\nТак и самого себя\nС сердца исцелять начни \n植えてみよ　花の育たぬ　里はなし　心からこそ 身は癒しけれ\nуэтэ миё/ хана-но содатану/ сото-ва наси/ кокоро-кара косо/ ми-ва иясикэрэ\nЗабавно, что французский переводчик рассказывает, о чем это танка, дает свой вольный перевод в виде четверостишия, а также ссылается на фразу из «Фауста» Гёте, которая по его мнению совпадает с посылом японского поэта: \nMan säe nur, man erntet mit der Zeit \nЯ не знаю немецкого, но мне ее помогли перевести: «Пожнешь только то, что посеешь».\nНА ФОТО: Иллюстрация художника Госэда Ёсимацу из французской книги 1871 года «Антология древней и современной поэзии». Это как раз лист со стихотворением Фукудзавы Юкити

​ОТЦЫ и ДЕТИ. Буддийская точка зрения\nГорная птица\nГорько плачешь ты\nСлышу твою печаль:\nТо мой отец может быть?\nТо моя мать может быть?\n山鳥のほろほろと鳴く声聞けば父かとぞ思ふ母かとぞ思ふ\nямадори-но/ хоро хоро-то наку/ коэ кикэба/ тити ка то дзо омоу/ хаха ка то дзо омоу\nЭто безыскусное пятистишие танка написано буддийским монахом Гёки, который жил в Японии в 7-8 веках. \nГёки принадлежал к альтруистическому течению в буддизме: пытался донести духовные истины самым простым людям в самой простой форме и предпочитал проповедовать прямо на улицах. Такой свободный подход Гёки вызывал гнев духовенства, ведь он нарушал строжайший запрет на проповедь вне стен монастырей.\nИ духовенство, и приближённые императора боялись, что такая свобода проповеди может легко выйти из-под контроля. Однако Гёки был очень популярен среди простого народа, а также занимался совершенно бескорыстно строительством храмов, мостов и других полезных для крестьян и для государства сооружений. \nВ итоге его заслуги признали на самом высочайшем уровне и возвели в ранг «Дай-содзё» (почтенного наставника), на зависть его ненавистникам, столичным монахам, которые считали себя гораздо учёнее, чем Гёки. \nА что же стихи? Это как раз пример его простой по форме поэзии, которая несла буддийские знания простому народу. \nЗдесь говорится об опасности привязанности, а самая сильная эмоциональная связь, как мы знаем, существует между родителями и детьми. \nС буддийской точки зрения родительская любовь - огромное препятствие на пути познания своей буддийской сущности. Это не то, чему надо радоваться, а как ни странно то, о чем следует сожалеть. Из этой любви происходят жизненные трагедии и драмы. Родительская любовь держит людей в этом зыбком мире снов, не давая им воспарить над иллюзорным бытием. \nНа фото: Утагава Утамаро «Медный фазан и трясогузка». Горная птица, о которой идёт речь в этом хайку, это как раз фазан. Однако он записывается иероглифами 山鳥, что дословно означает «горная птица»\n#гёки #буддизм

​​УДЛИНЯТЬ ИЛИ УКОРАЧИВАТЬ?\nПереводить пятистишия мне бывает довольно сложно из-за формальных признаков, когда я должна выдать пять строк, даже если мне не нужны эти пять строк, ведь я могла бы выразиться лаконичнее. \nДа, некоторые переводчики уходят от этой обязаловки: в американском переводе «Юбилея Салата» («День Салата») Тавары Мати, например, переводчица переделала пятистишия в четырехстишия без потери смыла, а потом и Дмитрий Коваленин выбрал именно такой формат для русского языка.\nДумала об этом сегодня, когда переводила любовное стихотворение поэта Киёвара Фукуябу (IX-X век), который был прапрадедом знаменитой Сэй-Сёнагон.\nСначала я сделала перевод, где я старательно «натягивала» строку: добавляла лишние слова или слова-паразиты лишь бы удлинить строчку, чтобы получилось пятистишие, но потом решила не заигрывать с формой и сделала покороче:\n«Любовь»\nКто дал ей это имя?!\nНазвал бы \nОн её как есть:\n«Погибель»\n恋しとは 誰が名づけけむ 言ならむ 死ぬとぞただに 言ふべかりける\nкоиси-то ва/ та-га на цукэкэн/ котонаран/ сину-то дзо тада-ни/ иу бэкарикэру\nНе могу сказать, что я так уж ценю свои переводы — мне больше нравится сам процесс, а уж получится ли хороший результат дело десятое, но вот этот перевод почему-то мне ужасно понравился.\nТогда я решила посмотреть, а как переводили это пятистишие другие переводчики. \nЕсть классический перевод Александра Долина, где сэнсэй, я так думаю, как раз намеренно удлиняет строки, чтобы вписаться в пятистишие. Ничем другим я не могу объяснить повторы слов, например, «любовь» звучит трижды, хотя в оригинале это слово появляется лишь раз: \nГоворят о «любви»…\nКто дал ей такое название?\nВедь вернее всего \nНазывать «любовь» не «любовью» —\n«Умираньем», «смертную мукой»!\nА потом я нашла вариант Валерия Брюсова, который он сделал с английского:\nКто назвал Любовь?\nИмя ей он мог бы дать\nИ другое: Смерть\nОн выжал из пятистишия голый смысл и записал в три строки. Кажется, что получилось в итоге хайку, да вот только это не похоже на японское хайку. Японцы не любят в короткой форме противопоставлять два больших абстрактных понятия. Для этого как раз есть форма подлиннее — пятистишия, где можно «любовь» развести со «смертью» подальше и добавить еще всяких словесных конструкций. \nНо подход Брюсова мне кажется очень смелым. Пусть это не перевод в классическом смысле, но это очень талантливо.\nА для себя пока не могу ответить на вопрос, что лучше: удлинять или укорачивать? Наверное, я скорее склоняюсь к Брюсову, но записывать пятистишие в три строки пока не рискую, не обладаю пока такой степенью свободы :)\nНА ФОТО: Утагава Кунисада. «Призрак монаха Сэйгэна и княжна Сакура». Монах Сэйген может считаться одним из первых в Японии персонажей, которые занимались сталкингом. Он так влюбился в Сакуру-химэ, что преследовал её даже после собственной смерти. Впрочем, с любовью у него было все запутано: в начале он влюбился в молодого послушника, они вместе даже задумали покончить жизнь самоубийством, но Сэйген струсил. А потом уже встретил Сакуру, которая была женским обличием его погибшего возлюбленного. Советую почитать эту историю, она очень и очень запутанная :)

​​Когда перевожу Басё\nТо чувствую, что Пушкин —\nНАШЕ ВСЁ\nТак подытожила свою работу на курсе «БАСЁ ЗИМОЙ. ПЯТЬ ХАЙКУ, ЧТОБЫ ПЕРЕЖИТЬ ХОЛОДА» моя ученица Елизавета.\nМы со всеми участниками прошли извилистой тропкой сквозь холода: от грустного увядания последних дней осени до первого цветения сливы ранней весной!\nМне понравилось, как Елизавета подвела итог своего путешествия по японской зиме и по японской поэзии. Рада, что на курсе про Басё появился Пушкин :)

Сакура цветёт каждый год. Значит, и надежда на лучшее не умирает. \nВ рамках уикенда Азиатского клуба я приглашаю всех любителей поэзии в эту субботу 2 апреля в 14:30 в ГЭС-2 на мою поэтическую встречу\n«Хайку-эксперимент. Сакура как главный цветок японской поэзии».\nМероприятие проводится бесплатное, но нужно зарегистрироваться тут

Веселые картинки Ямады Дзэндзидо\n\n\nУтро в Маке. Только до 10:30\n\n«Вот бы и днем, и вечером продавали утреннее меню в Макдаке. Ведь МакМаффин с котлеткой и яйцом такой вкусненький» \n\n\n#ямададзэндзидо

​Веселые картинки Ямады Дзэндзидо\n\nПришёл Новый год,\nНа волне энтузиазма купил ежедневник,\nНо писать туда особо и нечего...\n\n#ямададзэндзидо

​​ЖЕЛУДОЧНЫЕ МОНСТРЫ\nВ японском языке есть выражение «хара-но муси га осамаранай»　腹の虫が治まらない, которое означает «жук/червяк в желудке не унимается». Так говорят, когда ты рассердился и никак не можешь отпустить ситуацию, все злишься и злишься. \nИдиома с «жуками в желудке», как легко догадаться, уходит корнями в суровую древность, когда люди до конца не понимали, откуда же берутся болезни. \nДревние японцы изначально думали, что все недуги происходят из-за того, что демон («они» 鬼) вселяется в тело человека. Однако потом перевели стрелки на жуков, возможно решили, что с демонами человек бороться в любом случае не может. Вот так, якобы, «муси» стали причиной всех болезней. Когда же в Японию пришла западная медицина, то эти предрассудки про жуков исчезли, но в языке следы «муси» остались до сих пор. \nВ Национальном музее Кюсю хранится прелюбопытнейший манускрипт 1568 года — «Записки об иглоукалывании» (хари кикигаки　針聞書 ), где отрисовано и описано 63 разнообразных «муси». Каждый «муси» отвечает за отдельную болезнь. Ведь чем больше всяких «муси», тем больше дел у врачевателей! Чтобы избавить человека от «муси» надо было точно попасть иголкой в нужное место. Кроме акупунктуры использовались также лечебные травы. \nКогда смотришь на картинки, то многие «муси» вызывают скорее симпатию. Они похожи на персонажей мультфильмов, да и называют их теперь не только по старинке «хара-но муси» (жуки в животе), но и по-модному «стамакку монстаа» (stomach monster スタマック・モンスター), то есть «желудочные монстры», сокращенно «ста мон» スタ・モン. Сразу и не догадаешься, как так получилось. В Музее Кюсю из этих «муси» сделали настоящий бренд и наносят их на все, что угодно — от прозрачных файлов до мягких детских игрушек.\nНа самом деле, я думаю, что у тогдашних японцев была очень удобная картина мира. Например, в этом трактате описывается «муси», который делает из человека пьяницу. Есть другие «муси», которые вызывают светобоязнь, раздражительность, депрессию или ненависть во всему в мире. \nА есть очень загадочный «муси», на который не действуют никакие лекарства, зато он любит выпить сладкого сакэ и заставляет человека болтать без умолку. Мне он очень нравится внешне: у него на голове белая шапочка по форме почти как у Наполеона и безумный взгляд! \nНа сайте самого музея можно рассмотреть некоторых «муси». Жалко, что «муси»-выпивоха, отвечающий за пьянство не вошел в эту подборку

​МИЛОСТЬ К ПАДАЮЩИМ\nВ японском языке есть одно очень интересное выражение — «хо:ган биики», которое, по мнению историка Такахаси Томио, определяет «национальное чувство» японцев. \nЕсли вы загляните в словарь, то увидите, что «хо:ган биики» переводят как «сочувствие трагическому герою, симпатия к побеждённой стороне». Восходит оно к Ёсицунэ Минамото, японскому любимцу и «проигравшему» ( «хо:ган» — чин Ёсицунэ, так его называют в пьесах театра «Кабуки»), которого погубил старший брат Ёритомо. Более подробно об этом сюжете можно прочитать в «Сказании о Ёсицунэ» в переводе Аркадия Стругацкого.\nЯпонцы и сегодня скорее симпатизируют человеку слабому, который, однако, поступает благородно, а не «сильной руке», берущей от жизни всё нахрапом.\nИнтересно, что первое зафиксированное употребление этого выражения — «хо:ган биики» — относится к поэтическому тексту 17 века. Оно появляется в популярной антологии «Кэфукигуса» (1645 год), куда были включены стихи старых и современных поэтов, а также полезные сведения о правилах сочинения хайкай. Эта антология стала одним из главных теоретических трудов школы хайкай «Тэймон». Составителем и её редактором был Мацуэ Сигиёри (я, кстати, совершенно ничего про не него не знаю), а стихотворение, о котором пойдет речь, принадлежит неизвестному поэту начала периода Эдо.\nОх уж этот мир!\nСжалься над вишнями в цвету \nВесенний ветер\n世や花に 判官びいき 春の風 \nё-я хана-ни/ хо:ган биики/ хару-но кадзэ\nАвтор призывает к милости над слабой и эфемерной сакурой, а вот вопрос, кто должен проявил эту милость к падающим цветам, как мне кажется, остаётся открытым: то ли это весенний ветер взбунтовался против устройства мира, отказываясь убивать красоту, то ли сам мир узрел свою неидеальность и отзывает полномочия своего ветра. \nЯ затрудняюсь ответить, поэтому мне было важно в русском переводе сохранить эту амбивалентность.\nНА ФОТО: Рэйдзи Хирамацу «Такидзакура в Михару». Ширма в стиле нихонга.\n«Такидзакура» значит «сакура-водопад», действительно, кажется, что видишь водный каскад, по которому плывут нежные цветы. \nНа этой ширме художник изобразил конкретное дерево — знаменитую плакучую сакуру из города Михару в префектуре Фукусима. Эта сакура-водопад в 1922 году была признано национальным достоянием

​ТОНКО, ХОЛОДНО, СУХО\nЭти три слова могли бы стать отличным слоганом для всей средневековой японской поэзии — ведь именно эти три эстетические категории («ясэ» - тонко, «хиэ»-холодно и «карэ»-сухо) необыкновенно ценились в стихах. Позже из стихов они перекочевали в японскую чайную культуру, а из чайной культуры распространились на всю японскую эстетику. \nВспомните, например, японские минималистичные интерьеры или современные архитектурные проекты — в них всегда чувствуется холодок, сухость выбранных материалов и тонкость линий. Когда я смотрю на всю эту красоту, то прекрасно понимаю, откуда растут ее корни. Определенно из японской поэзии! \nНу хорошо, скажете вы, а как это проявляется в самих стихах?\nПокажу на примере одного из самых известных японских хайку и одном из самых переводимых в мире — трёхстишие Басё о вороне.\nЯ и сама делала несколько попыток его перевести, провела несколько мастер-классов на эту тему, чтобы самой получше разобраться в оригинальном тексте. Я не уверена, что моя последняя попытка перевода удалась, но я все же ей поделюсь: \nВ сухих ветвях\nОзябший ворон…замер\nОсени закат\nかれ枝に 烏のとまりけり 秋の暮 \nкарээда-ни/карасу-но томари кэри/аки-но курэ\nВ оригинале нет слова «замерзший», просто Басё и не нужно было подчеркивать, что ворон «озяб», слишком уж хорошо был известен японской интеллектуальной публике того времени этот мотив, пришедший еще из китайской классики — «озябший ворон на старом дереве» 古木寒鴉. (Сейчас это выражение в Японии даже используется как «дзенское», пишут его на на свитках и читают как «кобоку канга»). Но я решила добавить «озябшего» ворона, чтобы точнее передать читателю контекст, ведь не все знакомы с китайской классикой. \nМне хотелось поработать и с музыкальной стороной хайку. \nПервая строчка перевода, по моей задумке, должна быть «сухой» — с несколькими согласными «х», создающими эффект сухой опавшей листвы. \nВторая же строчка должна контрастировать, создавая другой звуковой эффект — тонкое холодное дрожание на ветру ( за это отвечают целых два звука «з»). \nА третья — самая сложная. Она не смогла бы появиться без моих слушателей, которые на одном из мастер-классов подсказали мне такой удачный вариант. Ведь в оригинале есть коварное слово «курэ», которое означает и конец суток, и конец сезона. \nНадеюсь, что читая это хайку, вы почувствуете холод поздней осени, увидите осенний высохший пейзаж и тонкие линии оголенных веток. Вот именно такое ощущение от стихов и ценилось в Средние века. \nСамое интересное, что японцы умеют все три категории («ясэ» - тонко, «хиэ»-холодно и «карэ»-сухо) объединить в одно слово, которое я лишь назову для знатоков японского, но пока не знаю, как адекватно перевести: «хиэясэта карэ». Как думаете, возможно ли его перевести на русский язык? \nНА ФОТО (кликабельно): Рисунок — Морикава Кёрику, каллиграфия — Мацуо Басё. Художественный музей Идэмицу

Ямада Дзэндзидо ведёт прямой репортаж из японского душа! \n\n\nКак ни крути\nЛейка смотрит не туда\nБесит

Спасибо всем, кто принял участие в обсуждении! А то эта открытка не давала мне покоя уже несколько дней) \nПромежуточные результаты таковы: думаю, что это «ирисовая ванная» (обычно ее принимают 5 мая, в день мальчиков), так как вверху видны побеги ириса, которые кладут в воду. Про ирисовую ванну я писала вот тут\nБольшой желтый круг — это не сумочка и не зеркало, а тазик! Тряпочка — полотенце.\nДругие предметы: пемза (коричневый брусочек), мочалка (в красном мешочке), мыло (в жестяной коробочке).\nОстаются неопознанными бумажный пакетик и флакончик. \nБыло предположение, что в пакетике — бумага для снятия жира с лица (абураторигами), но зачем это делать перед принятием ванны? \nДумаю, что и пакетик и флакончик связаны именно с водными процедурами. Буду рада вашим догадкам!

​УЖЕ ДАВНО ОНИ СЧИТАЛИ, ЧТО УМЕР СПРУТ\nЯ всегда старалась переводить только то, что мне нравилось. И вот впервые со мной случилось нечто странное — я перевела текст, который при первом прочтении вызвал жуткое отторжение. Мне захотелось как можно скорее его забыть и никогда к нему не возвращаться. \nСегодня поймала себя на мысли, что этот текст, пожалуй, единственное, что я могу перевести и не испытывать чувства, что я делаю что-то совершенно неуместное.\nВидимо, пришло время переводить странные стихи:\nНЕУМИРАЮЩИЙ СПРУТ\nХагивара Сакутаро (1886-1942)\nв одном аквариуме \nодного океанариума \nдолго-долго жил голодный спрут\nтуда под землю, \nгде под камнями мрачны тени, \nпечально, как всегда, \nлуч солнца пробивался \nсквозь потолок зеленого стекла\nоб этом мрачном месте позабыли люди \nуже давно они считали, \nчто умер спрут\nведь сквозь стекло\nсквозь солнечную пыль \nвсегда лишь проступала\nморская затхлая вода\nоднако наш моллюск не умер \nнаш спрут таился среди скал\nи пробудившись, \nоткрыл он глаз\nв несчастном и забытом всеми \nрезервуаре \nте дни, такие долгие,\nон страшно голодал\nно не было нигде еды\nи пропитания не сумев найти\nон откусил себе одну из ног\nодну сначала, затем еще одну\nну а потом в конечном счете \nкогда пришел конец ногам\nон наизнанку выворотил тело\nи начал есть, что было в нем внутри\nвсе органы, все по порядку\nнаш спрут в итоге съел всего себя\nон не оставил НИ-ЧЕ-ГО \nни одного фрагмента\nни кожи, ни мозга, ни желудка \nкогда служитель\nпришел внезапно по утру\nрезервуар был пуст\nсквозь тусклое и пыльное стекло \nбыла видна прозрачная вода цвета индиго \nи водоросли, колышущиеся едва-едва \nнигде ни под каким углом\nне видно было никого живого\nспрут полностью исчез \nоднако он не умер\nи после своего исчезновения\nон там остался вечно жить —\nв пустом, забытом, старом\nрезервуаре\nнавечно — \nили скажем так, на долгие века — \nосталось жить там существо, \nневидимое человеческому глазу,\nв вечной нужде и вечном недовольстве\nНА ФОТО: иллюстрация Аканэмати Харухико

Это случается в дождливый день

ЭТО СЛУЧАЕТСЯ В ЖАРУ\n\nВесёлые картинки Ямады Дзэндзидо о летних трудностях:\n\n«Когда прилёг и пытаешься нащупать прохладное местечко»\n\n\n\n\nPS. Я сама так на даче делаю, где есть спальное место в японском стиле:))

​​О-ЦУКИ-САМА. ДВОЙНАЯ ВЕЖЛИВОСТЬ\nЯпонцы одна из самых вежливый наций в мире, и это прекрасно выражается в японском языке. \nКогда я была студенткой я не очень-то ценила японскую вежливость. Меня даже раздражало, что нас заставляли зубрить все эти сложные «кэйго»(вежливые слова и конструкции). Тогда я думала, что это абсолютная потеря времени. Ну с кем я буду разговаривать так куртуазно? С японским старушками? В студенческой среде мы тогда использовали довольно примитивный язык.\n«В последнее время ты выражаешься очень вежливо. Со мной можно общаться и попроще», — написал мне недавно мой японский приятель, хотя потом спохватился и добавил, что получать сообщения на вежливом японском, на самом деле, очень приятно.\nНаверное, я просто стала старше и мой японский тоже приобрел благородный налет старины. К тому же, я теперь сама преподаю японский, а учитель японского должен говорить красиво. Поэтому приведу пример: «луна» по-японски будет «цуки». Это очень красивое слово само по себе, да еще и «сезонный символ» в хайку. Луна, как вы возможно знаете, символизирует в поэзии осень, так как по мнению японцев самая красивая луна восходит именно на осеннем небе, которое в Японии обычно ясное и чистое. \nЕсли перед «цуки» поставить вежливый префикс «о», а после «цуки» поставить вежливый суффикс «сама», то получится очень красивое слово «о-цуки-сама», которое, наверное, можно перевести как «Госпожа Луна». В этом слове чувствуется благоговение и восторг. \nУже два дня я смотрю на весеннее небо ночью, и эту полную Луну мне хочется называть только «о-цуки-сама», ведь сейчас она необыкновенно хороша. Японцы ценят и весеннюю луну — за дымку, которая парит в воздухе. Этот весенний эффект дымки называется «оборо». Японцы считают, что он придает луне вид таинственный и романтический. \nСкорее наружу\nРуками трогать её!\nВесенняя Луна\n外にも出よ 触るるばかりに春の月\nто-ни мо дэ ё/ фуруру бакари-ни/ хару-но цуки\nЭто динамичное хайку про весеннюю луну написала в 1946 году поэтесса Накамура Тэйдзё, а мне хочется воскликнуть эти слова вслед за ней :) Постарайтесь не пропустить эту луну!\nНА ФОТО: Имаи Кэйдзю, «Луна в дымке и сакура»

​​КТО РАСПИАРИЛ БАСЁ\nУ Мацуо Басё такая исключительная репутация во всем мире и в самой Японии, что даже кажется некоторым безумием его защищать. Удивительно, но факт, что не все японисты отдают ему должное. \nВпервые я столкнулась с таким мнением, когда прочла интервью известного япониста и переводчика Виктора Сановича. Там есть один потрясающе интересный момент, когда он вспоминает Наталью Фельдман, сделавшую первый перевод главного тревел-дневника Басё «По тропинкам Севера». Вот как про это говорит Санович: «Во-первых, ей не нравился Басё. Во-вторых, она считала хокку полной чепухой, о чём просто написала открытым текстом». \nПомню, как я с удивлением зависла над этим пассажем. Долго пыталась для себя ответить на вопрос, можно ли талантливо перевести то, что тебе не нравится и что ты считаешь полной чепухой? \nА совсем недавно в частной беседе узнала, что и еще один известнейший японист и переводчик считает Басё посредственным поэтом. Якобы «были в разы лучше, а ему славу создали». \nВот это второе мнение меня тоже очень удивило, хотя, с другой стороны, оно часто встречается и не только по отношению к Басё. В современных реалиях это бы назвали «распиарили». \nУ Басё было много талантливых учеников. Это так называемые «10 учеников Басё» ( 蕉門十哲 «сё:мон дзиттэцу»), которые, действительно, создали славу своему учителю подобно христианским апостолам. Сам же Басё, насколько я знаю, к своему наследию относился довольно прохладно и даже не считал нужным записывать многие вещи. Они дошли до нас благодаря запискам его последователей. Уже только это достойно восхищения: ведь такое отношение учеников надо заслужить по-честному. Иногда мне кажется, что Басё как личность был значительно больше своей поэзии, и именно это и позволило ему стать «хайсэй»俳聖, то есть «великим сочинителем хайку» или даже «святым сочинителем хайку».\nВ некотором смысле я считаю себя счастливым человеком: я любитель, вот и занимаюсь только тем, что я искренне люблю и что мне нравится переводить. Передо мной не стоит слово «надо», которое стояло перед Натальей Фельдман, когда она была вынуждена переводить то, что ей не нравилось. \nЕще я думаю, что в литературном смысле невозможно распиарить неталантливое и заставить миллионы людей полюбить посредственное.\nЯ уверена, что невозможно просто так стать Басё — символом японской литературы и поэзии. В данном конкретном случае все более чем заслуженно.\nСливы аромат\nИ тут же солнце встало\nНа тропе в горах!\n梅が香に　のつと日の出る　山路哉\nумэ-га ка-ни/ нотто хи-но дэру/ ямадзи кана\nЭто хайку про сливовый аромат написано Басё в последнюю в его жизни весну. Как мы знаем, слива — дерево стойкое, которое цветет в холода и обладает тонким и узнаваемым ароматом. Еще мы помним, что весна в японской культуре часто равна Новому году, именно поэтому на новогодних открытках так часто изображают цветущую сливу. Здесь Басё показывает момент рассвета, когда кажется, что даже солнце разбужено сливовым ароматом и резко показывает свое заспанное лицо на горной тропке.\nНА ФОТО: Утагава Хиросигэ «Сливовый сад Камэйдо» — известное место в столице Эдо для любования цветущей сливой. Здесь мы видим момент начала цветения, некоторые деревья еще даже не покрылись цветами, едва можно разглядеть почки. Впрочем, японцы, пожалуй, любят вот это самое начало: потенциал цветения кажется им интереснее самого цветения :)

​СКОЛЬКО РАЗ ВЫ ВИДЕЛИ САКУРУ?\nСезон сакуры в Японии заканчивается, и я с легкой подачи поэтессы Ибараки Норико задаюсь несколькими вопросами. Cколько раз в жизни я видела сакуру? Не присваиваю ли я себе зачастую те впечатления, что прошли сквозь глаза моих предков? Легко ли понять красоту сакуры? Однозначно ли эта красота? И что в конечном итоге означает сакура — жизнь или смерть? \nСАКУРА \nВот и в этот год я еще жива\nИ на сакуру все смотрю, смотрю\nЧеловек в жизни сколько раз\nМожет сакурой любоваться? \nВ десять лет понимаешь ты, что к чему, —\nЗначит, самое большое 70 раз всего\nА бывает — 30 иль 40 раз\nЧто ни говори, незначительное число \nНо сдается мне, что больше видела я\nПотому что смотрю глазами предков —\nБудто слой за слоем встает \nПредо мной весенняя дымка \nКак прелестны, волшебны, зловещи — \nЭти цветы … их красу ухватить не так-то легко\nОднако если пройдешь сквозь метель лепестков\nВ миг\nСуть поймешь ты подобно монаху:\nСмерть как раз — обычное дело\nА вот жизнь — драгоценный мираж \nНА ФОТО: Современный художник в стиле нихонга Хирамацу Рэйдзи «Резвящиеся карпы» в лепестках сакуры

​​СИЯЮЩИЙ БОНЗА\nКогда за окном день за днем идет летний дождь, то я незаметно для себя начинаю петь одну детскую японскую песенку, а руки сами тянуться к бумажным салфеткам, чтобы сделать удивительно простую, но очень симпатичную куколку — «Тэру-тэру бо:зу»!\nВсе японские дети умеют делать «Тэру-тэру бо:зу»(«Сияющего Бонзу») из двух салфеток и ниточки. Еще понадобится фломастер, чтобы нарисовать Бонзе смешное выражение лица. \nЭту куколку вывешивают на карниз, балкон или просто на окно, чтобы попросить на завтра хорошую погоду для прогулок или для школьной экскурсии. \nЯ бы даже сказала, что это своеобразная молитва из трех куплетов. Причем, в японском обществе сейчас идет дискуссия, надо ли давать детям слушать третий куплет, не поранит ли его содержание нежную детскую душу (кстати, с удивлением узнала, что американские родители не любят читать детям народные сказки, так как в них, по их мнению, слишком много насилия. Американские родители, это действительно так?).\nВ первых двух куплетах дети просят хорошую погоду, а если «Сияющий Бонза» выполнит их просьбу, то обещают напоить его сладким сакэ и подарить золотой колокольчик. А вот в третьем уже запугивают — «не выполнишь просьбу, отрежу тебе голову!»\nСчитается, что традиция делать «Сияющего Бонзу» пришла из Китая, правда, там куколка была женщиной, но в Японии превратилась в мужчину, уже не знаю почему. \nПесенку можно послушать тут, а я нашла симпатичное хайку на тему от поэтессы Такахаси Митико: \nБонза, сияющий Бонза\nОн крутится, он вертится —\nНа исходе дождливый сезон\nてるてる坊主くるくる廻り梅雨の明け\nтэру-тэру бо:зу/ куру-куру мавари/ цую-но акэ\nЕсли у вас есть дети, послушайте с ними песенку и сделайте своего «тэру-тэру бо:зу», это очень просто. \nИз одной салфетки скатывается шарик, накрываете этот шарик второй салфеткой, повязываете веревочку и рисуете лицо.\nИ вопрос! А вы поняли, в чем здесь суть магического заклинания?

Ямада Дзэндзидо о вещах, которые невозможно выбросить \n\n\n«Загадочные провода!\nВедь не пригодятся они никогда,\nНо копятся и копятся…»

Можно ли понимать анимэ, если не очень хорошо разбираешься в традиционной японской культуре? \n\nКак же здорово, что Кинопоиск задался этим вопросом и позвал меня прогуляться по тайным тропам анимэ 🙂 \n\nhttps://www.kinopoisk.ru/media/article/4004891/

​КАК ИСПОЛЬЗОВАТЬ ВЕТЕР\n\nВ середине февраля в Японии начинает дуть ветер «хару-итибан», название которого переводится как «первый весенний».\n\nСбивающий с ног хару-итибан становится первым важным испытанием для пятнадцатилетнего поэта Сасаки Сёитиро, а заодно и метафорой взросления в его хайку — теперь подростку придётся смотреть всем невзгодам в лицо:\n\nВ 15 лет выше отца —\nНе спрятаться за его спиной!\nПервый весенний ветер\n\n父の背を越して十五の春一番\nтити-но сэ-о/ ко:ситэ дзю:го-но/ харуитибан\n\nМальчик-поэт — наш с вами современник , а вот художник 18 века Судзуки Харунобу смотрел на это природное явление иначе. \n\nОн был известен пристрастием к «бидзинга», то есть сюжетам, где изображались красавицы. Для Харунобу ветер часто становится естественным предлогом, чтобы оголить свою героиню, показав ее стройные ноги или обнаженную грудь. \n\nНа фото: гравюра Судзуки Харунобу. «Девушка, спасающаяся от дождя и ветра»

​КАКОЕ ОНО, ЯПОНСКОЕ РОЖДЕСТВО\n\nВ полной фрустрации\nПрихлебываю суп вонтон\nКристмас\n\nへろへろとワンタンすするクリスマス\nхэро-хэро то/ вантан сусуру/ курисумасу\n\nКлассное стихотворение поэта Акимото Фудзио (1901-1977) из сборника «Нарост» (瘤 «Кобу»)1950 года. \n\nВ пятидесятые годы прошлого века Япония переживает новую волну американизации, тогда и возвращается традиция празднования Рождества, которое было под запретом в военные годы. Однако в этом хайку чувствуется не праздничная атмосфера, а одновременно растерянность, злость и одиночество японцев, зажатых между китайским супом и американским Рождеством.\n\nИ суп вонтон, и Рождество — это заимствованные японцами вещи, которые даже выделены графически: эти слова записаны азбукой «катаканой» для заимствованных слов. Мне кажется, что здесь поэт как будто задается вопросом, что значит быть современным японцем? Почему так много наносного в японской культуре? Почему чужое не даёт успокоения? Почему так безнадёжно одиноко? \n\nСам поэт принадлежал к так называемому «Новому движению хайку», которое подверглось гонениям во время эпохи японского милитаризма (совсем как Рождество) — поэтам этого нового направления было запрещено писать стихи, а некоторым из них, как Акимото Фудзио, пришлось даже провести несколько лет в тюрьме.\n\nНа фото: «Санта в заснеженном саду», Кавасэ Хосуй\n\n#хайку #рождество #одиночество #акимотофудзио

​​ЖАРКОЕ ЛЕТО СОРОК ШЕСТОГО\nЭто хайку, написанное поэтом Сайто Санки в 1946 году, показывает, как ощущали себя японские мужчины в первое послевоенное лето:\nКак пугают нас\nВаши груди, девчонки!\nЛето пришло\nおそるべき 君等の乳房 夏来る\nосорубэки/ кимира-но тибуса/ нацу китару\nГлавным тогда, пожалуй, было гнетущее чувство национального унижения, ведь они проиграли войну. А в жаркие месяцы первого послевоенного года на это чувство поражения наслаивается еще одно — страх перед растущей женской силой. \nВсе военные годы японские женщины были практически незаметны в своих бесформенных одеждах (вспоминаю тут стихотворение Ибараги Норико, в котором она в время войны сознательно отказывается наряжаться и прихорашиваться), а тут вдруг переоделись в легкие, подчеркивающие фигуру платья. \nВот как сам поэт описывает контекст своего стихотворения: \n«Невозможно не замечать эти выпирающие из тонких блузок полные груди, даже если ты и не собирался на них смотреть. Девушки это прекрасно понимают и выставляют их напоказ. А если и не понимают, то сам Создатель заставляет их это делать».\nСудя по этому хайку, японские мужчины пасуют и перед этой силой — женской молодостью и красотой, на которую они как будто даже не имеют права поднять свои глаза.\nЛюбопытно, что поэт записывает слово «осорубэки» азбукой, что дает возможность двойного прочтения: тут может быть как «испуг», так и «благоговение», а уж каждый читающий сам решит, какое чувство (а может быть сразу оба?) он припишет лирическому герою.\nФОТО: Работа знаменитого швейцарского фотожурналиста Вернер Бишофа «Митико Дзинума. Студентка, изучающая моду». Токио, 1951 год

Я уже давно заметила, что хайку обладает большой терапевтической силой, помогает пережить трудности, переварить творчески обиды и травмы. \nМногие японские поэты становились поэтами тогда, когда переживали травматические моменты в жизни и не могли открыто выражать свое мнение. \nПоэтому я согласилась сделать поэтический онлайн эвент вместе вместе с фестивалем современной японской культуры J-FEST. \nЭта простейшая инструкция поможет вам написать хайку прямо сейчас. \nМне показалось, что сейчас, когда закрывается культурный японский фонд, когда останавливаются показы японского кино, очень важно сохранять какие-то хоть призрачные культурные связи с Японией. \nИнструкция и задание по ссылке \nhttps://t.me/jfest_ru/32

​ЧТО ТАКОЕ «УМЭМИ»\nМеня не может не радовать, что все больше японских слов не требует перевода. \nВот и слово «ханами», которое обозначает весеннее любование цветущей сакурой, постепенно входит в наш обиход, и уже совсем скоро, надеюсь, мне не придется его переводить описательно, а можно будет оставлять в поэтическом переводе как есть — «ханами». Оно состоит из двух иероглифов 花見, где первый знак («хана») означает «цветок», а второй («ми»)— «смотреть», «любоваться».\nВесной японцы любуются цветами, осенью наслаждаются красотой луны, а зимой — свежестью и белизной снега. Поэтому у них есть есть не менее воспетый в поэзии осенний ритуал «цукими» (любование луной, «цуки» - луна) и чуть менее популярный зимний ритуал «юкими» (любование снегом, «юки» - снег). \nВчера в одном поэтическом тексте я в очередной раз встретила слово, которое построено по тому же принципу — «умэми», где «умэ» означает «сливу». \nНе думаю, что «умэми» когда-нибудь войдет в наш лексикон. Для широких народных масс «любование сливой» не стало визитной карточкой японский культуры, это место прочно занимает сакура. \nМожет быть поэтому все «сливовые» сюжеты, которые как будто менее популярны, кажутся мне чуть более тонкими? Это довольно забавное наблюдение, ведь как раз сакура не обладает запахом, а слива славится тонким ароматом. \nИ еще вот какой момент. Сакура мимолетна, а слива обладает стойкостью — она цветет даже в холода, поэтому для любования ею и от нас требуется чуть больше усилий, как в этом хайку современного поэта Куботы Мантаро: \nБелые таби\nЯ пальцы отморозил на ногах,\nЛюбуясь сливой!\n白足袋の爪先さむき梅見かな\nсиротаби-но/ цумасаки самуки/ умэми кана\nВ этом хайку, кстати, я не стала переводить еще одно слово — «таби». Надеюсь, что мои читатели знакомы с этим элементом традиционного японского гардероба — белыми носками с обособленным большим пальцем. \nНА ФОТО: Каяма Матадзо «Белая слива»

​Сегодня у меня день рождения. Наверное, это здорово — родиться между Новым годом и Рождеством, хотя есть и подводные камни.\nС одной стороны, на мой день всегда наряжена ёлка, с другой, мне часто не дарят отдельный деньрожденческий подарок, а делают один общий с новогодним. В детстве я считала это огромной несправедливостью. \nНа зимние каникулы дети разъезжались или ходили на елки, так что я даже помню один свой день рождения, на который практически никто не пришёл, хотя я приглашала половину класса :) \nВ наши дни можно отмечать все что угодно онлайн и это, пожалуй, самый безопасный способ! \nНа день рождения я выбрала спортивное хайку поэта Ямагути Сэйси:\nКоньки свои \nЕщё только шнурую, но уже\nРазгораюсь внутри\nスケートの　ひもむすぶ間も　はやりつつ\nсукэ:то-но/ химо мусубу ма-мо/ хаярицуцу\nМне близка тема зимнего спорта на открытом воздухе — обожаю коньки и лыжи. На коньки я встала года в четыре, во Владивостоке, потом в Москве уже ходила в секцию фигурного катания. На беговых лыжах тоже катаюсь с детства с большим удовольствием. \nМне хорошо знакомо это чувство необыкновенного внутреннего ажиотажа, предчувствие гладкого льда или хорошей свежей лыжни.\nЭто день я тоже хотела провести по-спортивному, но неудачно повредила колено, поэтому мне остаётся лишь мысленного шнуровать ботинки и мечтать скоро снова выйти на лёд или на лыжню :)

​МЕЖДУ КУКЛАМИ И ЛЮДЬМИ\n\nПраздник девочек или «Хина-Мацури» — мой любимый японский весенний праздник. \n\n3 марта в домах, где растут дочери, выставляют композиции с куклами «хина», наряжёнными в костюмы эпохи Хэйан. \n\nВ поэзии хайку «хина» — выразительное весеннее сезонное слово. Казалось бы, можно придумать столько светлых добрых стихов, но для многих японских поэтов это повод задуматься на самые разные темы: тут и физическая боль, и жертвенность, и неожиданное эротическое вожделение. \n\nВыбрала несколько хайку, где чувствуется эта странная мистическая связь между куклами и людьми:\n\n\nСрезала локон свой!\nКукле моей любимой —\nНовая прическа\n\n雛愛しわが黒髪を切りて植ゑ\nхина айси/ вага куроками-о/ киритэ уэ\n\nТрёхстишие одной из любопытнейших поэтесс 20 века Сугиты Хисадзё (1890-1946). Её считали необыкновенно талантливой ученицей поэта-гуру Такахамы Кёси, звездой женской поэзии, однако между ними произошёл разлад, причина которого остаётся непонятной до сих пор. Поэтессу изгнали из главного журнала хайку того времени «Хототогису», а позже обьявили «душевнобольной». Сегодня женщины-исследовательницы делают робкие попытки разобраться в этом поэтическом скандале прошлого и снять с поэтессы клеймо буйнопомешанной (некоторые даже обвиняют Кёси в том, что он намеренно погубил Хисадзё, объявив её шизофреничкой). \n\n\nКуклы хина!\nВлажны их алые губы\nДесятки лет подряд\n\n雛の唇紅ぬるるまま幾世経し\nхина-но кути/ бэни нуруру мама/ ику ё хэси\n\nЭто неожиданно чувственное стихотворение поэт Ямагути Сэйсон (1892- 1989) написал уже на закате своих дней в 1984 году, хотя в ранние годы был не замечен в интересе к эротическим темам, а больше увлекался созданием возвышенных стихов.\n\nВедь больно, да?\nКогда вырезают глаза...\nКукольный взгляд \n\n目を入るるとき痛からん雛の顔\nмэ-о ируру/ токи итакаран/ хина-но као\n\nСовременный поэт Хасегава Кай (родился в 1954 году) пытается заставить нас проявить эмпатию к несчастным куклам, которые так похожи на людей. И кажется, у него это здорово получается. \n\nНа праздник «хина-мацури» едят специальные розово-бело-зелёные конфетки «хина-арарэ» (кукольный град). Их делают из риса и, пожалуй, они больше всего напоминают рисовый поп-корн, покрытый патокой. \n\nНе могу понять, кто в стихотворении Куботы Мантаро остался без угощения — маленькая девочка или сам поэт?\n\nХина-арарэ!\nРассыпались в разные стороны\nДве пригоршни конфет\n\n雛あられ両手にうけてこぼしけり　　　　　\nхина-арарэ/ рё:тэ-ни укэтэ/ кобосикэри

​КАК СПРЯТАТЬ МОРЕ?\n\nКажется, что это странный вопрос, но для японских поэтов и чайных мастеров он заучит разумно. Оказывается, «спрятать» можно и море, и цветущий луг. \n\nЗимой морем одним \nВзгляд наполнен мой, \nНо бывает порой\nЧто одна лишь волна\nЗаслоняет целое море\n\n冬の日の　眼に満つる海　あるときは　一つの波に　海はかくるる\nфую-но хи-но/ мэ-ни мицуру уми/ ару токи- ва/ хитоцу-но нами-ни/ уми-ва какуруру\n\nКогда я прочитала это пятившие танка поэта Сато Сатаро, то сразу восхитилась, как автор смещает акцент и прямо на глазах трансформирует что-то бескрайнее во что-то конечное. Вот только что же было море до горизонта и вдруг осталась одна единственная волна. \n\nЯ не только восхитилась, но ещё сразу же вспомнила чайного мастера Сэн-но Рикю и его уверенность в том, что целый цветущий луг можно легко и непринужденно перенести в чайную комнату, причём с помощью лишь одного правильно выбранного и поставленного в вазу цветка. \n\nОбожаю, как части и целое работают в японской культуре.\n\nА вы смогли бы в одном цветке увидеть луг и за одной волной спрятать целое море?\n\nНа фото: Красавица собирает ракушки на берегу. Работа Ямамото Мориёсукэ, 1920-е\n\n#танка #зима #море #сатосатаро